Смерть за зеркалом - Константин Алов, Сергей Алов, Братья Аловы (2003)

Дверь камеры еще не успела закрыться, а Крюков уже обрушился на растерявшихся от такой прыти юнцов. Он не мог ждать, пока они окружат его и «растащат» на три стороны. Возись он с одним или даже двумя, третий запросто отоварит его по голове чем-нибудь тяжелым. О дальнейшей своей участи при таком раскладе сил даже думать не хотелось.

Первый из аборигенов камеры, не успев даже среагировать. получил ребром стопы в кадык, впечатался в стену и захрипел. Крюков подумал, что перестарался, но угрызениями совести не мучился. Вопрос касался его жизни и здоровья. К тому же он знал, что перед ним самое настоящее отребье как с точки зрения законопослушных граждан, так и уголовников.

Двое оставшихся интуитивно сработали грамотно — рванулись в разные стороны. Но одного из них Крюков успел перехватить — того, кто шарахнулся прямо ему под руку.

Еще в детстве, когда он занимался в боксерской секции, его тренер часто повторял: «Разнообразие ударов и комбинаций вещь хорошая, но нужно до автоматизма отрабатывать один-два коронных». И Крюков до седьмого пота отрабатывал «коронную тройку» — встречный «кросс» свингом правой в голову — апперкот левой в печень и правой в челюсть. В то время спортивные чиновники делали ставку на комбинационный, игровой бокс. Крюков с его нокаутирующей «коронкой» плохо вписывался в их политику. Поэтому из бокса Капитан вскоре ушел, но тренировок не бросал, присоединив к ним позже дзюдо и каратэ.

Второго отморозка он подсек зацепом. Парня развернуло. но упасть ему помешала стена, и он, врубившись в нее спиной, замер от секундного шока после удара. Крюкову это было достаточно. Бить свинг было не во что, он ограничился двумя апперкотами. При ударе в челюсть что-то хрустнуло, затем затылок молодца с гулким стуком врезался в поверхность стены, так что посыпалась штукатурка.

Менее опытный боец не смог бы отказать себе в удовольствии замереть хоть на миг и с видом художника поглядеть на дело рук своих — как медленно стекает по шершавой стене тело врага, теряя жесткие очертания и превращаясь в округлую бесформенную массу. Но Крюков сразу после удара отскочил вправо, сделав наугад выпад назад ногой. И вовремя. Третий мерзавец, как гвардеец кардинала, нанес удар заточенным электродом как раз в то место, где секунду назад находился сыщик.

Пинок ногой пришелся неточно и только оттолкнул нападавшего. Но острие электрода, зажатого в его руке, успело пронзить тело падающего напарника. Крюков прыгнул назад и, схватив незадачливого фехтовальщика за шкирку, попытался пробить брешь в стене его стриженой головой. Потом, несмотря на неудачу, повторил процедуру еще раз. Молодой человек потерял всякий интерес к сопротивлению и присоединился к двум своим сокамерникам, уже лежавшим на полу.

Теперь осталось заняться профилактикой. В свое время он получил на этот счет исчерпывающие инструкции от друзей — Ляха и Графа. Жалеть поверженного противника в такой ситуации — значило обречь себя на верную смерть. «Шерстяные» его благородства оценить не могли. У них был приказ «опустить» или убить опера, и его неисполнение оборачивалось смертным приговором для них самих. Поэтому, рано или поздно, они бы до него добрались, а как долго им предстоит жить в одной камере, не знал никто. Сколько начальник захочет.

Отморозков требовалось обезвредить, такова была суровая необходимость. Крюков поморщился. При массе других недостатков садистом он не был. Но никуда не денешься, надо.

Он вернулся к первому из поверженных врагов. Тот понемногу приходил в себя. Увидев приближающегося мстителя, он засучил ногами и попытался забиться под шконку.

— Куда? — Крюков поймал его за ногу, ударил кулаком в голень другой ноги, которой тот неуклюже попытался его лягнуть. и выволок из укрытия.

— Не надо! — скулил деморализованный подонок. — Я не хотел, меня заставили! Я больше не буду!

— Конечно не будешь, — успокоил его Крюков. — Ты же не Маресьев, чтобы плясать на протезах.