Мужья и любовники - Ширли Конран

Сотрудники Джуди превратили обитель Марка во временное пристанище кинозвезды со скоростью и заботой, которые тронули Лили до слез. По всей комнате были расставлены вазы с белыми лилиями, постель заново убрана, простыни, отороченные изящным кружевом, благоухали свежестью и чистотой, на стеклянной полочке в ванной комнате красовался набор косметики, тщательно подобранный заведующим отделом красоты в журнале. Упиваясь новой для себя ролью телохранителя мировой знаменитости, Тони внимательно проверил все окна и двери.

Лили впервые за долгое время ощущала спокойствие и истому. Она не то чтобы спала, а впала в какое-то странное забытье и потому не слышала бесконечных позвякиваний колокольчика в передней. Наконец дверь, тихо скрипнув, открылась.

В дверях стоял Марк. Он видел отражение спальни в гигантском зеркале, тянувшемся с пола до потолка в прихожей. Возле зажженного камина лежало диковинное существо — полуженщина-полукошка, греющаяся у огня. Потом он понял, что это, должно быть, и есть Лили — знаменитая дочь Джуди.

В течение нескольких минут он чувствовал себя просто парализованным мгновенно возникшим и страстным желанием обладать этой женщиной. Потом он наконец нагнулся, поставив на пол ящик с аппаратурой. Лили встревоженно оглянулась на шум.

— Вы Марк?

Марк почувствовал, как все внутри его замирает, будто он летит с крыши дома на тротуар.

— У нас есть что-нибудь выпить? — Он прошел в кухню. — Вот, нашел! — Марк вернулся к Лили, которая к этому моменту уже успела надеть джинсы и свитер, и протянул ей бокал шампанского.

Лили, улыбнувшись, подняла бокал.

— У вас лед на ресницах.

Марк положил полуфунтовую банку икры и несколько ломтиков хлеба на поднос и поставил все эти яства возле камина.

— Как вы познакомились с моей матерью? — спросила Лили, вгрызаясь в намазанную икрой горбушку острыми крепкими зубами. О, как ей нравилось это жизнеутверждающее словосочетание «моя мать»!

— Мне так трудно поверить, что мы встретились всего несколько недель назад. Я никогда не встречал никого похожего на нее и влюбился в Джуди с первого взгляда, — начал Марк. — Я увидел ее на выставке моих сидонских фотографий.

Джуди была похожа на живого любопытного маленького терьера, взявшего след. Она так внимательно смотрела на фотографии, в то время как остальные только пили и зевали от скуки. Мне польстил ее интерес. А потом она опубликовала несколько моих фотографий в журнале.

И пока они оба трудились над опустошением банки с икрой, он не переставая говорил о Джуди.

— А почему вы стали военным фотокорреспондентом?

— Потому что я не стал солдатом, — печально улыбнулся Марк. — Я родился в военной семье, мой отец был полковником-пехотинцем, и он хотел, чтобы я пошел по его стопам.

— Так почему же вы не пошли? — Лили налила себе еще один бокал шампанского.

— Мой отец был в Корее с самого начала войны. Он лишился двух пальцев на ноге, потому что отморозил их. Это оказалась его единственная рана. Но потом, уже перед самой отправкой домой, один из младших офицеров сошел с ума и разрядил свой револьвер в окружающих. Среди них был и мой отец. Он выжил, но тронулся рассудком. С тех пор он как пятилетний ребенок; — Марк замолчал, вспомнив высокую сутуловатую фигуру, которая, как привидение, бродила по их просторному дому в Сан-Франциско. — Армия погубила моего отца. Вот почему я не стал военным.

— Но ведь то, что вы делаете, прославляет войну.

— О нет! Я надеюсь, что мои фотографии показывают ужас войны.

Они молча смотрели на огонь.

— Теперь я поняла, что значит иметь брата, — сказала Лили. — Давайте выпьем за братскую любовь.