Изгнание - Дина Лампитт (1995)

– Это все из той же книги, – пробормотала Николь, улыбаясь себе под нос.

Они молча ждали, пока паромщик, желавший, по всей видимости, удвоить скорость передвижения, позвал подручного, и они вдвоем стали тянуть тяжелый паром на другой берег. Переправив на паром фургон и пассажиров, они потащили его назад через сверкающий Дарт без видимых усилий и даже не вспотев при этом. На земляной площадке Карадок снова взгромоздился на место возницы и направил фургон направо, а Николь и Эммет с Мирандой на руках начали сами подниматься к дому по узкой тропке, петлявшей среди вязов.

– О, неужто нас кто-то встречает? – пробормотала Эммет, и Николь, подняв голову, увидела, что у старинного дубового крыльца в немного наигранной и неестественной позе стоит женщина.

– Леди Мирод? – спросила Николь, когда они подошли ближе.

– Да, – ответила женщина и отвесила учтивый поклон, который слегка сбил Николь с толку, ибо она совсем не ожидала, что их будут встречать таким образом.

– Простите, что я приехала без предупреждения, – быстро произнесла Николь, делая ответный поклон. – Просто мы ехали издалека, с севера, и совершенно не представляли, когда доберемся сюда.

– Это правда, что Джоселин погиб в сражении при Марстон-Муре? – спросила Мирод, не обращая внимания на извинения, и Николь только теперь заметила, что женщина вся, – с ног до головы, одета в черное.

– Да, – ответила она, пожалев о том, что, будучи уверена, что Джоселин жив, не носила траур, а была одета в ярко-зеленое платье, нисколько не заботясь о том, чтобы выглядеть печальной.

– Поверьте, что мои страдания так же искренни, как и ваши, – произнесла Мирод и сделала еще один величественный поклон.

– Пожалуйста, – настойчиво заговорила Николь, – мы же с вами родственницы, нет никакой необходимости во всей этой официальности, – она порывисто взяла женщину за руки, не упуская тем временем возможности получше рассмотреть ее.

Леди Мирод Аттвуд ничего бы не стоило быть довольно привлекательной женщиной, если бы она захотела этого. Но выражение ее лица полностью соответствовало тому образу, который она для себя создала: бесцветные глаза, уложенные кое-как волосы, губы со слегка опущенными уголками, что выражало печаль, были лишь слегка тронуты помадой. Она была похожа на пирожное, которое забыли украсить кремом, и поэтому его совсем не хотелось съесть. В общем, она была настолько лишена индивидуальности и выразительности, насколько это можно сказать о человеческом существе.

«Господи, помоги мне», – подумала Николь, уже теряя надежду, но все еще приветливо улыбаясь.

– Нам всем здесь необходимо с уважением относиться к вам, – продолжала Мирод. – Как вдова Джоселина, вы теперь – старший член семьи. И мы все должны будем выполнять ваши распоряжения.

Это прозвучало как фраза из заученной роли.

– Ради всего святого! – воскликнула Николь порывисто, она уже почти теряла над собой контроль. – Вам вовсе не обязательно это делать! Я всего лишь незнакомка, а вы уже много лет распоряжаетесь в этом доме. Если вы думаете, что я явилась сюда, чтобы поставить здесь все с ног на голову, то вы глубоко ошибаетесь.

Монолог получился немного сумбурным, но Ми-род, по-видимому, услышала в нем что-то приятное, потому что ее губы тронуло подобие улыбки.

– Вы хотите, чтобы я продолжала вести хозяйство?

– Конечно, я даже прошу вас об этом, – заверила ее Николь, чувствуя, что уже начинает уставать от этого разговора.

Сестра Джоселина, казалось, только что заметила Эммет и Миранду и нахмурилась, поняв, что ребенку, по крайней мере, два года.

– Но это не может быть девочка Джоселина?

– Нет, – тут же прервала ее Николь, – это моя дочь, Миранда.

Глаза Мирод впились в стройную фигуру Арабеллы:

– А вы не беременны? Я так надеялась, что от моего брата останется наследник.