Небеса подождут - Келли Тейлор (2012)

Я еще долго сидела на скамейке после того, как мужчины в сером забрали у меня мобильник и ушли по мосту на другой берег Темзы. Над Лондоном медленно садилось солнце. В сумерках загорелось множество огней. По всему городу люди покидали свои рабочие места и расходились по барам, клубам и ресторанам. Мне всегда нравился вечерний Лондон. Невозможно было предугадать, какие тебе предстоят приключения, с кем тебе суждена встреча. Я смотрела на город, который так долго был мне домом, и прощалась с прожитой жизнью. Я больше никогда не проснусь холодным утром, свернувшись калачиком под теплым одеялом. Больше не будет жарких летних вечеров. Я никогда не пройдусь босиком по воде на берегу моря в первый день отпуска, и не буду танцевать голая в кухне, и не заною во всю глотку, и не почувствую, как тает на языке шоколад. Больше не будет походов по магазинам, чтения, кино, дней рождения. Я больше никогда не повешу электрическую гирлянду на рождественскую елку и не увижу, как осыпаются иголки, когда я буду класть под елку подарки. Я обхватила себя руками и стала думать обо всех, кого любила в жизни. Я вспоминала поцелуи, смех, споры, шутки, хохот. Я впитывала пейзаж, представший перед моими глазами, понимая, что все это я больше никогда не увижу, ничего этого больше не переживу, и я безмолвно попрощалась с моим Лондоном.

В странно умиротворенном настроении я встала со скамейки и пошла по набережной. Рядом тихо текла Темза. Мне осталось попрощаться с одним человеком, а потом я уйду. Навсегда.

В доме номер тридцать три по Уайт-стрит горел свет. Я села на низкий кирпичный заборчик на противоположной стороне улицы и стала смотреть на окна. Шторы были раздвинуты, и мне хорошо была вида фигура Дэна, лежавшего на диване. Его голова покоилась на моей любимой подушке, а в руке он держал банку светлого пива. Я не могла судить, спит он или нет, но лежал он неподвижно. Я порадовалась тому, что в пятницу вечером он дома, а не в баре и, что того хуже, не в гостях у Анны. Что-то правильное было в том, что происходило сейчас. В мой последний вечер в мире живых мы с ним были вдвоем, хотя нас и разделяла улица. Может быть, какой-то инстинкт подсказал Дэну, что я приду с ним попрощаться.

— Я люблю тебя, Дэн, — прошептала я, глядя на окна своего дома. — Я люблю тебя больше всех на свете. Ты — тот мужчина, с которым я хотела прожить всю жизнь до самого конца. Тот, за которого я хотела выйти замуж. Я думала, что, когда ты увидишь, как я иду к алтарю в свадебном платье, у тебя польются слезы, что потом ты завертишь меня в танце и зароешься лицом в мои волосы. Я хотела, чтобы ты стал отцом моих детей, Дэн. Я хотела, чтобы ты оторвал меня от пола и закружил, когда я скажу тебе, что беременна. Еще я хотела, чтобы ты держал меня за руку, когда я буду рожать. Я представляла твою радостную улыбку, когда на свет появится наш сын или наша дочь. Мне хотелось делить с тобой все радости и горести, мне хотелось состариться рядом с тобой. Ты был единственным мужчиной, которого я по-настоящему любила, желала, который был мне нужен. Я люблю тебя, Дэн, и я никогда не перестану любить тебя. Ты был моим суженым и навсегда им останешься. Я люблю тебя, Дэниел Хардинг. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю.

Слезы потекли по моим щекам. Я встала и заставила себя пойти прочь от дома, от Дэна, от всего, что могло быть моим, должно было стать моим. Я остановилась. Я не могла уйти. Я должна была бросить один, последний взгляд на него, в последний раз увидеть его лицо. Я медленно обернулась и ахнула. У парадной двери нашего дома стояла Анна, прижав палец к кнопке звонка.

«Нет, — подумала я, — нет, нет, нет! Пожалуйста, Анна. Прошу тебя, уйди. Не порти мне этот вечер. Дэн может стать твоим на всю жизнь, но эти мгновения должны принадлежать мне. Эти минуты прощания мои. Не открывай дверь, Дэн. Пожалуйста, спи и не услышь звонка в дверь».

Но Дэн не услышал моей беззвучной мольбы.