От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

– Постараюсь, – сказала я и посмотрела на Алтанхас. Только сейчас мне пришло в голову, что фигурка может называться по-другому. Ведь это не сама Золотая Баба, а как бы ее внучка. Впрочем, какое мне дело, как она называется на самом деле. В памяти моей она останется навсегда под именем Алтанхас.

Глава 33

– Однако утка кричит, марь близко, – сказал Маркел, останавливаясь и прислушиваясь. Не знаю, по какой причине, но он вызвался проводить меня до Поганкиной Мари. Привел из пастушьего стана лошадей, помог приторочить к седлу рюкзак с идолом. Пару раз за время пути мне показалось, что он хочет заговорить со мной. Но так и не решился, а я не настаивала… Вот и ехали молча, занятые своими думами, пока не услышали утиный крик.

Утка не обманула: лес внезапно оборвался, мы вышли к болоту. Пестрыми хлопьями копились в небе облака, по долине лениво ползли их причудливые тени. Впереди разлеглось поле с редкими кочками, прикрытое темно-зелеными мхами. Ни деревца, ни кустика. Никаких следов. Звери, должно быть, обходили его стороною. Только вдалеке виднелись одинокие деревья, чахлые, горбатые, измученные непосильной борьбой с ветрами и зимними стужами.

Мы спешились. Я сняла и поставила на землю рюкзак с золотой фигуркой Алтанхас. Только сейчас, рядом с болотом, которое мне предстояло преодолеть пешком, я помаленьку стала понимать, какую непосильную ношу в прямом и переносном смысле взвалила себе на плечи.

– Ну что, Мария, прощаться будем? – дед покосился на меня. – Я б пошел с тобой, только нет мне хода к Хурулдаю! Не пустит он меня…

– Ты вернешься в Макаровку? – спросила я. – К Олегу?

– А что Олег? Младенец сопливый? – нахмурился Маркел. – К Игнату вернусь. Ему несладко теперя… Родная внучка не приняла…

– А ты как хотел? Он столько всего натворил!

– Вас, молодежь, раззе поймешь? – махнул рукой Маркел. – То денег вам мало, а коль на голову упадут, бери – не хочу, опять на дыбы!

– Не нужны мне его деньги! Сколько можно повторять? – рассердилась я. – Шихану впору о душе задуматься! Об остальном прокурор позаботится!

– И-эх! – протяжно выдохнул Маркел. – Дело твое! Чуток больше, чем нужно, ты на себя взвалила. Гляди – не надорвись.

Я сделала вид, что не поняла намека, и сказала, стараясь, чтобы голос звучал бодро:

– Ничего, потихоньку, полегоньку, доберусь, не беспокойся!

– Не получится полегоньку, – вздохнул Маркел и перекрестился. – Не простит мне Игнат, что оставил тебя.

– Не казнись, – сказала я строго, – все обойдется. У меня же карта есть.

– Дак какая ж то карта! – Маркел даже крякнул от досады. – Потонешь в зыбуне, а Игнат меня пристрелит. Ему теперь все равно!

– А ты не каркай на дорожку!

Маркел с хмурым видом наблюдал за моими попытками справиться с рюкзаком. Затем сердито буркнул что-то, сплюнул и направился к лошадям.

Еще минута, и мы разошлись в разные стороны. Дед – держа в поводу двух лошадей, я – с тяжеленным рюкзаком, который то и дело грозил опрокинуть меня на спину.

– Ничего, жить можно!

Я стукнула посохом о землю. Его почти силком всучил мне Маркел. Чуть позже я поняла, насколько дед был прав, когда уверял, что посох придаст мне дополнительную точку опоры. Кто бы спорил? Сверившись с картой, я отметила, что не ошиблась: именно от скалы «Коготь» начиналась тропа, которая должна была вывести меня к Хранителю Золотой Бабы.

Но только где она? Куда ни кинь взгляд, повсюду один и тот же пейзаж: лохматые кочки, кривые березки по закрайкам мари и лысые от давнего пожара бугры. А впереди и вовсе страшное место – Поганкина Марь, и ни одного ориентира…

Я махнула рукой. Будь, что будет! Только в висках, будто молоточки, стучали тревожные мысли. Зачем Маркел снова завел разговор о Шихане? Разбудить мою совесть решил? Так она и без того забыла, когда спала спокойно.