Чужая любовь - Лариса Васильева (2020)

- Не обращай на неё внимания. Пусть помечтает. Мечтать не вредно, вредно не мечтать. Будешь жить столько, сколько я решу, а я хочу, чтобы ты была рядом. Квартира приватизирована на родителей и меня. Олеська тогда у мужа была прописана. Сама лоханулась, с Генкой развелась, а теперь жалеет, думала, что он вечно на коленках перед ней ползать будет, прощенья вымаливать. Припугнуть хотела, чтоб он ей новую тачку подогнал, на развод подала, а он взял, да и подписал бумаги. Генка мировой мужик, изменил ей, видите ли, он и не отпирался. Правду сказал, что было. Она всё думает, что это с тобой он тогда был, я-то точно знаю, ты в тот день со мной на природе была. Вот Олеся и злиться на тебя, ей всё равно правду не докажешь, я пробовал, бесполезно. Часто у неё голова болела, вот он и леванул, мужик без секса не может. Привёл бабу домой на их кровать, а та под кроватью трусы забыла. Не пойму, как она без трусов домой пошла. Думать надо было. Мужик сказал в койку, значит, таблетку от головы выпила и в койку. А мать, она старой закалки, замуж говорит, что вышла девственницей и любит повторять, что ни для кого кроме, как для мужа ноги за всю жизнь не раздвигала. Батька этим гордиться.

Получив свою первую зарплату, Екатерина сразу собрала свои пожитки, сняла маленькую комнату у пожилой женщины-пенсионерки Веры Павловны. Денег на отдельную квартиру с проживанием без хозяйки у неё не было, хотя к тому времени прошло два года, как брат окончил институт, но на материальную, когда-то обещанную Любовью Петровной, помощь дочери, денег у матери не было, а отец деньгами не распоряжался.

Он часто шутил:

- Я, дочь, свою зарплатную банковскую карточку держал только один раз в руках, когда получал её в банке. Люба там же сразу её конфисковала.

Екатерина чувствовала, что отец их с братом любит одинаково, даже её может быть и больше, но полностью и слепо подчинялся жене, точно в чём-то чувствовал себя виноватым или должным ей. Родители помогали Алексею, который больше двух-трёх месяцев, ни на одной работе не задерживался. Постоянно жаловался: то начальство было дотошным и несправедливым, то условия работы были невыносимыми или вредными для его здоровья, то платили копейки.

Возвращаться в район к родителям, как и Катя, он также не хотел, снимал квартиру на деньги родителей, куда водил девчонок и ходил по клубам и кабакам. Все свободные деньги родителей временно оседали в его карманах, но долго не задерживались.

На просьбу сестры о временном приюте, он отвечал отказом:

- Ты, Кать, не обижайся, никак не могу, крутись сама. Ты красивая девчонка, тебе легче. Как ты себе представляешь, я, значит, привожу домой деваху, а тут ты. Я, короче, стараюсь устроить свою личную жизнь, кручусь и выкручиваюсь, как могу, окучиваю богатых тёлок, а ты у меня под ногами мешаешься. Нет, Кать, нет. Пока!

Крошечная комнатка в родительской квартире была чуть больше кладовки, но с большим и светлым окном, за которым во время сильного ветра близко растущий высокий и стройный клён постукивал и царапал по стеклу своими ветками, как бы напрашиваясь к Екатерине в гости.

Добрая, худощавая Вера Павловна выделила ей полку в своём большом холодильнике, разрешила пользоваться посудой, микроволновкой и телевизором на кухне, но на посещение её со стороны кавалеров или подружек был поставлен строгой запрет. Хотя Катя не раз была свидетельницей, как к хозяйке приходили незнакомые женщины и девушки, и она закрывалась с ними в большой комнате.

Квартирантка предполагала, что Вера Андреевна им гадает или пичкает их своими лечебными снадобьями и исцеляющими мазями и настойками, от которых Екатерина так упорно отказывалась. Любопытные старушки, встречающие Катю у подъезда, каждый раз предостерегали её от колдуньи Веры Павловны, чёрной силы которой очень боялись и рассказывали разные небылицы, в которые девушка не верила.

Никита вскоре начал взвывать, как тот злобный ветер, и стучаться, точно клён, но только в закрытую дверь: