11

Мы похоронили ее.

Дэвид отыскал лопату в небольшой пристройке у дома, вырыл в сырой земле могилку, и мы вместе погрузили туда еще теплое тело Соньки. Каждый простился с ней. Дэвид – так, за компанию, чтобы не выделяться у нас в глазах и не третировать Кира, которому эта утрата далась особенно тяжело.

Я вспомнила все наши радостные и не очень моменты с Сонькой. Как она подсунула кнопку учителю французского, мистеру Дьюпону, когда он хорошенько отчитал меня за грязь в тетрадке. Как я заступалась за нее перед ее «подругами». Как мы коротали вечера за попкорном и просмотром «топ-модель по-американски», воображая себя понравившимися участницами.

Вся наша совместная жизнь пронеслась у меня перед глазами за каких-то пару секунд, пока Дэвид закапывал ее тело, загаженное рвотными массами, кровью и сырой землей. Я и подумать не могла, что она встретит свою смерть в никому не известном городе, которого нету даже на карте. Мало того, я даже не могла вообразить, что ее смерть будет такой мучительной.

И вот мы стоим у зарытой могилы и воткнутой в нее креста из двух деревяшек, криво налепленных друг на друга. Кир сидит впереди и пропитывает землю своими слезами, мы с Дэвидом стоим поодаль.

Кажется, мой мозг еще не окончательно понял, что я больше никогда не увижу Соньку. Я уже не помнила, когда последний раз сказала ей «я тебя люблю», но то, что я не скажу ей это больше никогда, дошло дом меня только минут через пятнадцать.

И понеслось…

Беспощадные морские волны бросали меня и Кира на острые камни, наслаждаясь, как их вода медленно окрашивается в темно-бордовый цвет. Соленая вода затекала в открытые раны, они щипали, доставляя нам неимоверную боль. Море то забирало нас под воду, то снова, с утроенной яростью, бросало на острые глыбы, целясь прямо в сердце.

Кир рвал на себе волосы, до крови кусал костяшки пальцев и проклинал всех богов, чьи имена он только сумел вспомнить. Я стояла неподвижно. Слезы сами катились по щекам, насквозь пропитывая ткань худи и футболки.

Соньки больше нет.

И снова боль… Тупая и ноющая, где-то в глубине сердца, заставляющая подкашиваться ноги и терять над собой контроль…

Я не выдержала и, прижавшись к Дэвиду, разревелась.

На мое удивление, он не оттолкнул меня, лишь сильнее приобнял, поглаживая мои волосы.

Когда волна моего бессилия немного стихла, он вздохнул.

– Волны кидают вас об острые камни, потом снова уносят вглубь, потом снова кидают, потом снова уносят…

Я отодвинулась от него:

– Что?

– Мне знакомо это чувство, – он закрыл глаза, очевидно, предаваясь воспоминаниям об Эмили. – Я знаю, что ты сейчас испытываешь. Надеюсь, ваша Сонька найдет себе достойное пристанище здесь.

Я ничего не ответила.

А потом заморосил кислотный дождь.

Он падал на нас, обжигая открытые участки кожи и разъедая в нашей одежде дырки. Спустя пару минут все мое тело саднило и ныло, но я не обращала на это внимание как на должное, потому что горе стояло пострашнее какой-то дурацкой кислоты.

– Самый быстрый способ перестать думать о Соньке, – Дэвид замолчал. Перешел на шепот, очевидно, боясь, что Кир услышит его и озвереет еще сильнее. – Это забыть ее. Там ей легче.

– Говоришь это так, будто ты в этом уверен, – шмыгнул носом Кир, все-таки услышавший его предложение.

– Я в этом уверен. – Он вздохнул. – Там ей легче.

И мы стояли под кислотным дождем, чувствуя, как нашу кожу потихоньку обжигают ядовитые примеси в каплях воды, оплакивая потерю, не говоря больше ни слова.

Мы стояли, и каждый из думал о чем-то своем, вспоминая Соньку.

Мы надеялись, что там ей будет легче.