Мне было невыносимо видеть, как она печалится, думая о мужчине, которого любила. Больно вдвойне, ведь Эйден был моим лучшим другом, и я будто оскорблял его память, злясь на него все время. Я чувствовал себя худшим другом в мире, ведь будь у меня выбор: вернуть Эйдена, живого и полного жизни, или быть с Кэмерон, пусть и держащей меня на безопасном расстоянии, я в любом случае выберу Кэмерон. Я выберу эти тихие мгновения, горстку дней с ней, а не дружбу длиною в жизнь с Эйденом.

Мне нужно было разобраться в этом, пока я снова все не испортил с Кэмерон. Но порой то, как она смотрит на меня… Боже, это меня пугает. Особенно, когда я сижу тут, гадая – сидела ли она так же у костра с Эйденом. Массировал ли он ее ступни после долгого дня, не убирая с нее ладони, потому что не мог не касаться ее. Мне гадко, что все всегда возвращается к моим сомнениям и ревности, и это начинает меня раздражать.

– Я так устала, что даже волосы болят, – говорит Кэмерон, вздыхая, отворачивая голову от огня и глядя на меня с улыбкой. – А ты не выглядишь таким усталым, как я. Как же так?

«Потому что с тобой я напряжен так, что вряд ли смогу когда-либо снова уснуть».

– Со временем привыкаешь постоянно спать на походной койке, где-нибудь посреди тропиков, и учишься справляться с усталостью, ведь никому нет дела до того, как ты устал, когда есть больные и умирающие люди, которым нужно помочь.

Я начинаю нежно массировать ее голени. Кэмерон тихо стонет от удовольствия и этот звук отзывается в моем члене и вызывает желание столкнуть ее ноги с колен, вскочить и убежать, чтобы прочистить голову.

– Я знаю, что ты скучал по нашей ежегодной традиции празднования дня рождения, пока тебя не было, но чего еще тебе не хватало? – спрашивает она, открывая глаза, чтобы посмотреть на меня, пока я продолжаю прогонять напряжение из ее ног, наверно, потому что мазохист.

– Красок, – тут же отвечаю я.

Она смеется, поднимая голову со спинки стула, и вопросительно смотрит на меня.

–Должен сказать, странный выбор нарядов Стратфорда нравится мне все больше, –

говорю я ей.

Я вкратце пересказал, то, что он рассказал мне о том, почему у него было так много странных правил о том, куда уходят его деньги, за те пару минут, что мы были наедине, пока Стратфорд говорил с Сетом.

– Ты не знаешь, сколько бежевого было в тех медицинских палатках, особенно, когда мы были в пустыне. Песок бежевый, палатки бежевые, вещи были бежевыми… даже половина еды была бежевой. Мне не хватало красного, лилового и ярко-зеленого, – объясняю я, пожимая плечами.

«Особенно, ярко-зеленого, ведь это цвет твоих глаз. Как же я скучал по этим глазам».

– Ладно. А еще?

Я минуту думал обо всем, чего мне не хватало, когда был заграницей, – Кэмерон была в начале этого списка, но я не собираясь говорить об этом. Ей известно, что я сожалею, что оттолкнул ее и почему я так поступил, даже если это не вся правда. И, если я не буду сохранять все легким и простым, то скажу то, чего не стоит.

«Например, как когда-то давно я подавлял в себе любовь к ней, но никак не могу перестать хотеть ее».

– Грудинка из «Барбекю Льюиса». Я мечтал об этом.

– У них и правда хорошее барбекю. Ладно, принимается. Что еще? – спрашивает она.