Глаза цвета неба - Элли Комаровская (2021)

Ногай сидел на высоком резном стуле, и лик его был мрачен. Пришли вести о смерти Менгу Тимира, и новым Великим ханом был объявлен его младший брат Туда-Менгу. Письмо призывало его явиться для присяги. Ногай же собирался возвести во главе всех Тохту, сына Менгу-Тимира, как и обещал. Нельзя присягать новому хану, а потом свергать его, это станет нарушением заветов Чингисхана, народ не поймет, не поддержит — давший клятву верности и нарушивший ее подлежит смерти. Нельзя ехать. Надо набраться сил, нужен мирный год, собрать ресурсы… Тохта мал, чтобы править, еще не время. Если клятва не дана, то и нарушить нельзя…

Нойон прервал его думы, оповестив, что пришла Олджай-хатун.

Красавица гордо вошла в шатер Ногая, поклонилась лишь кивком головы. Олджай, как мать наследника, считала себя выше его. Ногай хмурился все еще думая о своём, держа в руке свиток и не сразу начал разговор.

— Пришли печальные вести. Великий хан Менгу-Тимир покинул нас.

Она ожидала этого, но, как требует обычай, опустила голову и закрыла лицо руками в знак скорби.

Ногай молчал. Выдержав тишину, как полагается, она спросила:

— Когда мы выступаем?

— Выступаем?

— Да! Чтобы проститься. Тохта не видел отца, так хоть проститься с ним он должен!

— Мы никуда не едем. И Тохта останется.

— Нет! Он наследник! Он сын великого хана! Ты не смеешь…

— Ты много на себя берешь, женщина. Ты здесь из милости. Можешь ехать. В гареме Туда-Менгу будут рады такому пополнению, или, может, ты сшила погребальное одеяло, как жена Великого хана Берке, и хочешь уйти вместе с мужем? Так я тебя не держу. Езжай.

Олджай молчала, кусая губы. Злые слова просились на волю, но она сдерживала себя.

— Тохта останется, — снова заговорил Ногай. — Для его же безопасности. Таково мое последнее слово.

Девушка опустила голову, подавила вздох и на одном дыхании выпалила:

— Горе помутило мой разум. Прости, хан Ногай. Я останусь с сыном.

Гневно сжав кулаки, она вышла из шатра Ногая. Ей хотелось править! Хотелось почета, что полагается жене Великого хана, родившего сына! Она была бы главной в гареме. А сейчас она кто? Над ней и так за глаза потешались, она знала… Великий хан бросил ее после проведенной ночи. Значит, не по нраву пришлась. Такой позор! Когда родился Тохта, она вроде воспряла, что вот теперь она достойна его. Но нет. Четыре года ожиданий, четыре года с этим клеймом, и все надеялась, что Великий хан однажды приедет и заберет ее. Но этому не дано было сбыться. Все рассыпалось в пыль. Что теперь у нее? Лишь тоска.

Ногай объявил весть. Всю ночь по берегу жгли костры и били в барабаны. Пели печальные песни. На утро Ногай узнал: отряд Торгула собрался и ушел присягнуть в верности новому Великому хану. Их осталось три с небольшим тысячи.

* * *

От несмолкаемого рокота барабанов, что сливался со звуками бубна и горловой песнью шаманов, Сашка всю ночь не спал, как и все остальные пленники. Фрол ворочался, и без конца называл их безбожными басурманами, что честным людям поспать не дают. Утром у Тимофеева шумела голова, словно после похмелья, но он не оставлял своих попыток и снова пошел просить. Ответ был тот же: «Жди!».

Вечером к юрте с пленниками пришла служанка и отдала охраннику золотой, Сашку выбрали от остальных и повели. Фрол забеспокоился, поднялся и тоже хотел идти, но ему было велено остаться. Сашку вели сначала по краю лагеря, потом, поплутав, обогнули и повели снова, вроде как, к центру. «Как они здесь не путаются? Все юрты, как грибы, похожи друг на друга» — думалось ему. Наконец, они остановились — это была та самая юрта с конскими хвостами, только подошли они с другой стороны. Служанка подняла полог и Сашку буквально втолкнули внутрь.