Таинственный - Фабио Ланзони (2000)

«Ладно, хватит, – оборвала себя Джори. – Признайся лучше, что он стал действовать тебе на нервы и тебя стало тошнить от одной мысли провести целых две недели в его обществе, пусть даже в раю».

Она спросила себя, захочет ли вообще когда-нибудь остаться на две недели наедине с кем бы то ни было. И не смогла ответить.

К двадцати шести годам Джори успела сменить больше мужчин, чем пар обуви. И это о чем-то говорило, особенно учитывая, что она была внучкой Мэйвилла Мэддока, основателя одного из самых известных и дорогих универмагов на Манхэттене.

Вспомнив своего дорогого Папу Мэя – деда, Джори прослезилась и, оторвав руку от руля, вытерла глаза. С какой стати она заплакала о нем именно сейчас? С того жаркого августовского дня, когда Джори увидела, как дед схватился за грудь и упал замертво, прошло без малого десять лет. Но воспоминания вдруг ожили с небывалой остротой, и Джори поняла, что причина – в том месте, где она оказалась. Она свернула на Северное шоссе и двигалась в направлении Близзард-Бэй.

Пока был жив Папа Мэй, Джори каждое лето проводила в этом маленьком городке на берегу озера в горах Адирондак, где у деда и бабки был большой дом с обширным земельным участком. Какие же это были славные беззаботные времена! И как не похожи они были на ее жизнь с родителями на Манхэттене…

Во-первых, жизнь в городе означала постоянные переезды – ее вечно неудовлетворенные родители переезжали из дома в дом, из «приличного» района в престижный, затем – в еще более престижный, элитный… «Лучшее всегда ждет впереди» – такова была их философия.

Из особняка в Челси, где родилась Джори, младшая из трех дочерей, Мэддоки перебрались в новый небоскреб в Верхнем Ист-Сайде, оттуда – в перестроенный каретник в Виллидже, потом – в Сохо и, наконец, обосновались в пентхаусе с видом на Центральный парк. Было время, когда они жили в Дакоте, а затем в двухэтажной квартире в Саттоне, некогда принадлежавшей бывшему президенту Соединенных Штатов, Джори забыла, какому именно.

После развода родителей (они расстались в тот год, когда Джори окончила школу) дома стали меняться еще чаще – так часто, что она даже перестала воспринимать их как дома. Она жила то в квартире матери, то в квартире отца, то в очередном из особняков, которые Мэддоки снимали каждое лето, то в шале в горах, которые арендовали каждую зиму.

Частных школ Джори также успела сменить немало. Некоторые она бросала по собственному желанию, другие приходилось покидать по требованию администрации.

Конечно, если ты принадлежишь к столь влиятельной семье, исключение из школы проходит в очень пристойной форме. Обычно приглашали родителей, и в разговоре с ними директор школы и учителя в осторожных выражениях упоминали о «проблемах с поведением». Обсудив этот вопрос, заинтересованные лица приходили к согласию: «отношения просто не сложились, и юная мисс Мэддок будет гораздо лучше чувствовать себя в более творческой и гибкой среде».

Повзрослев, Джори осознала, что ни одна из школ не могла предоставить ее свободолюбивой натуре достаточно «гибкую и творческую» среду. И ни одна работа. И ни один роман с мужчиной… Во всяком случае, из тех, что у нее были до сих пор.

И вот она, такая, как есть, – свободная от обязанностей и привязанностей, – отправилась в путь, чтобы открыть для себя заново то единственное в собственной жизни, что не подвержено переменам.

Близзард-Бэй.

Нет, она вовсе не собиралась останавливаться в старом внушительном особняке, с которым у нее было связано столько счастливых воспоминаний и который даже не принадлежал больше ее семье – бабушка продала его через месяц после смерти деда. Джори хотела просто провести некоторое время в городишке, который был ей гораздо ближе и роднее, чем Нью-Йорк.