Крушение - Келли Тейлор (2016)

Мои муж и сын разговаривают со мной. Их челюсти смыкаются и размыкаются, брови двигаются на лицах, сходятся и расходятся, глаза то щурятся, то нет. Но я никак не улавливаю смысл происходящего. Слышу слова, много слов. Они сталкиваются друг с другом и перекатываются, гремя, словно волны, потом сшибаются прямо у меня над головой, словно я лежу под приливом и не могу разобрать, что же это за слова, они так похожи друг на друга… а когда открываю рот, чтобы спросить, о чем они говорят, не могу произнести ни слова. После пары попыток перестаю стараться, позволяю тяжести, накопившейся в теле, взять надо мной верх, придавить к креслу. Голова моя откинута назад, я прислонилась к стене. Смотрю на потолок. Он переливается и пульсирует, я вспоминаю Шарлотту, когда ей было три месяца от роду, она лежала в колыбельке, разглядывала серо-голубые тени от лампы на потолке гостиной, глаза ее светились любопытством.

– Час…

– Ну да, полчаса на одно и полчаса на другое…

– Приедем и заберем тебя. Оливер вернется в университет. Мы поедем на твоей машине.

– Ну вот, ты выглядишь более спокойной и расслабленной.

– Смотри, она улыбается, когда она в последний раз улыбалась?

Я смотрю на них с усилием и едва могу шевелить губами, слова не получаются. Сама себя не слышу, но Брайан и Оливер улыбаются, значит, я что-то сказала все же, что-то, что их приободрило. И они решили оставить меня в покое: целуют в щеку, трясут за плечо, гладят по голове и… уходят!

Без их голосов палата наполняется тишиной. Ушам больно от такой тишины. А потом…

– Бип, бип, бип.

Я различаю, как в углу комнаты пикает монитор, фиксирующий биение сердца. Медицинский метроном, постоянный верный друг Шарлотты, а теперь и мой заодно.

– Тик, тик, тик. Бип, бип, бип. Тик, тик, тик.

…мы в гостиной. Я лежу на диване, Шарлотта сидит на полу. Она собирает пластмассовые кубики, бросает их, ползет за ними, подбирает, снова бросает. На лице у нее написаны счастье и гордость – она научилась бросать и поднимать, теперь ей есть с чем вступить во взрослый мир. Я хочу, чтобы эта сцена стояла перед моими глазами вечно. Хочу переживать ее снова и снова.

Смотрю на дочку, она спит на койке, я протягиваю руку и касаюсь ее волос. Удивлена, когда не чувствую шелк младенческих кудряшек, но продолжаю все равно гладить, ведь это моя Шарлотта, какой бы она ни была…

Я так боялась. Память играет со мной, но картины прошлого растворяются и тают, как только я собираюсь их удержать усилием мысли. Все еще чувствую поцелуй Брайана на щеке, а руку Оливера – на своей руке. У меня почти идеальная жизнь, меня благословили.

Но вот скрипит половица, мои видения прерываются, и я понимаю, что кто-то открыл дверь в палату. А Брайан и Оливер ее не закрыли, когда уходили? Я и не заметила. Вижу мужчину в белом халате, он проходит мимо меня по палате. Встает у окна, боком ко мне, смотрит наружу.

Это доктор.

Я узнаю знакомое слово «доктор» и улыбаюсь. Он должно быть пришел, чтобы сообщить хорошие новости, сказать, что скоро Шарлотта придет в себя, что я смогу забрать ее из этого инкубатора, смогу привезти домой.

– Доктор? – Я изо всех сил стараюсь подняться, но происходит все как во сне. Делаю шаг к нему. – С моей девочкой все будет в порядке?

Что-то такое есть в форме головы доктора, что заставляет меня остановиться на месте посреди комнаты. В ярком и лучистом состоянии моего медикаментозного счастья вдруг прорастает черная клякса. Я смотрю на плечи доктора, на его стройную фигуру, он сам становится черным пятном на белом листе дня… пальцы рук и ног колет иглами изнутри, словно я неподвижно сидела часами. Иголки рассыпаются, кажется, по всему телу. Тело пытается очнуться, в то время как мозг спит, и я ощущаю внезапный порыв убежать прочь, но с чего бы это? Я нужна Шарлотте, куда же бежать…

– Доктор? – повторяю я. – Плохие новости? Поэтому вы молчите, да?