Подружка моего брата - Зоя Марецкая

Герман посмотрел на Иринку и улыбнулся ей, но улыбка у него получилась какой-то чересчур сдержанной, и это не понравилось девушке.

— Ириш, что хотела? — спросил он ее. И голос его, хриплый и слегка придушенный, тоже ей не понравился. Можно подумать, они тут целовались так страстно, что он говорить нормально не может!

Иринка почувствовала, что сама сейчас потеряет дар человеческой речи, а вместо этого зашипит, как кошка. Но все-таки справилась с собой.

— Я сдала последний зачет. Все, до 3 января я совершенно свободна! — гордо заявила она, делая шаг к нему навстречу, но он тут же остановил ее движением руки, запрещая подходить ближе.

— Ириш, ты езжай домой, не жди меня, ладно? Я постараюсь сегодня пораньше приехать. У меня еще сегодня консультации. Все, на связи, пока.

И даже не поцеловал ее!

Иринка последний раз окинула пристальным взглядом подозрительную посетительницу, молча развернулась к двери и вышла, однако дверь только прикрыла.

— Это и есть твоя студенточка? — успела услышать насмешливый голос.

— Кать, давай ближе к сути, — опять странный голос Германа. И все, этого было достаточно, чтобы Иринка вся вскипела от ревности и возмущения. Не разбирая дороги от выступивших на глазах слез, она рванула на улицу, и лишь там, на холодном воздухе, немного пришла в себя.

Быстро достала телефон, на всякий случай проверила его — ни одного сообщения ей вдогонку, пусто. Ну, раз ему нечего сказать, то и она ничего писать не будет!

Из-за предновогодних пробок она поехала на метро, а потом долго тряслась в переполненной маршрутке. Когда, наконец, добралась до дома, то просто упала замертво на кровать и хорошенько прорыдалась, жалея себя, выплескивая все напряжение, скопившееся в ней за эти безумные две недели. А потом и вовсе уснула.

Проснулась в восемь вечера совершенно разбитой. Германа в квартире не было. В телефоне по-прежнему ни одного сообщения, и это, честно говоря, ее напугало. Потому что Герман всегда в течение дня находил минутку, чтобы ей написать.

В сети в последний раз он был в 17–30.

Она набрала его номер — «Абонент недоступен».

И она запаниковала по-настоящему. Она даже не представляла, куда ей бежать и кому звонить. Не Кате же. Да у нее и телефона-то ее нет. Но решила все-таки подождать еще часок, прежде чем что-то предпринимать.

В девять вечера, наконец, послышалось звяканье открываемого замка, и Иринка, забывшая обо всем от радости, что он приехал, бросилась к Герману на шею. Он заметно покачнулся и отстранил ее от себя.

— Иринка, я заболел, у меня, кажется, температура, — сказал он ей все тем же сиплым голосом. Она включила свет и, наконец, вгляделась в него — выглядел он ужасно. — В пробке перед МКАДом полтора часа простоял. Дай мне, пожалуйста, жаропонижающее. И держись от меня подальше, а то сама заболеешь.

Вот так они встретили свой первый совместный Новый год. Герман слег с сильнейшим гриппом. Трое суток Иринка выпаивала его чаем с медом и малиновым вареньем, давала лекарства, бесконечно меняла постельное белье и футболки, насквозь мокрые от его пота, помогала дойти до туалета. Трое суток отвечала на бесконечные звонки всех друзей и родственников и давала им подробные сводки о его здоровье. А когда Герману стало немного полегче и температура все-таки спала, сама свалилась с жаром без сил.

Очнулась она внезапно и даже не сразу поняла, что сейчас — утро или вечер. За окнами было сумеречно.

— Герман! — морщась от боли в горле, тихонько позвала она.

На кухне послышался шум, и в комнату заглянул бодрый Гоша, одетый по-домашнему — в спортивный костюм.

— Иринка, как ты себя чувствуешь? Пить хочешь? Может, супчику?

В руках Гоша держал половник.

Иринка испугалась, что, наверное, она бредит, и затаилась.

Гоша зашел в комнату и присел на краешек кровати. Внимательно посмотрел на нее и заулыбался.

— Иринка, ты чего молчишь? Тебе полегче?