Сердца трёх - Лана Алвин

Я сначала хочу послать его подальше. Вот прям подмывает. Но, глянув в светло-голубые, с задорными искорками глаза напротив, начинаю говорить. рассказываю, как недавно мне принесли икону начала XIX века. В серебряном окладе. Я аккуратно его сняла, а дальше случилось страшное: доска, на которой было изображение Спаса Нерукотворного, буквально разделилась пополам. Когда я её перевернула, ахнула: все дерево оказалось изъедено червями и превратилось в труху.

— И что же вы сделали? Выбросили? — спрашивает Ник.

«Я бы тебя с удовольствием выбросила, гнусный тип!» — думаю, глядя на ровно подстриженный затылок и смуглую, ровно загоревшую кожу шеи.

— У меня нет привычки выбрасывать чужое достояние, — отвечаю строго. — В каком бы ни было состоянии произведение искусства, задача реставратора — постараться спасти его любыми доступными способами.

— А не проще новое нарисовать?

— Так сказать, всё равно что предложить матери, потерявшей ребенка из-за болезни, родить себе нового! — отвечаю с вызовом.

Ник молчит некоторое время, затем отвечает:

— Хорошо, признаюсь, был не прав. Так что вы смогли сделать?

Продолжаю рассказ. Сначала зафиксировала красочную основу, затем вычистила всю труху. После стала укреплять остатки древесины, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Потом…

— О, я так и думал, — прерывает меня Ник. — Слышите?

Прислушиваюсь. Ничего особенного. И тут мне прямо на нос: кап! Здоровенная такая капля. Спешно вытираю лицо: вдруг это не вода, а птичка? Представляю, как сейчас спутник мой ржать примется.

— Дождь пошёл, — задумчиво говорит Ник. — Так и думал. Надеюсь, слишком долго не продлится.

— А слишком — это сколько? Пару дней?

— Здесь, в тропиках, дожди могут идти несколько недель без перерыва, — говорит мужчина, и мне становится ещё холоднее. Я сажусь рядом с костром.

— Что же мы будем делать? Ветки-то вокруг мокрые станут, мы замёрзнем, — рассуждаю вслух.

— Ничего. Здесь температура ниже плюс 26–27 не опускается круглый год. Даже зимой. А дровишек я припас там, внизу, у выхода.

— Вы молодец, — говорю Нику комплимент, хотя он и грубиян бестактный. Прервал мою лебединую песнь о том, как я с той иконой возилась несколько дней без перерывов на обед. Не потому, что денег решила заработать. Меня увлекла идея спасти этот образ.

— Интересно, что стало с другими пассажирами «Изабеллы»? — вдруг произносит вслух Ник, и в этот самый момент сверху сверкает яркая молния, и буквально пару секунд спустя раздается страшный грохот. От неожиданности я сжимаюсь в маленький комочек и закрываю уши руками. Мне кажется, будто сейчас барабанные перепонки лопнут.

— Мамочка! — взвизгиваю негромко, закрыв глаза.

Тут же ощущаю, как меня к себе прижимает Ник. Обхватывает сильными теплыми руками, и моё лицо оказывается у него на груди. Я вжимаюсь в неё, ощущая аромат дорогого парфюма, немного запахи мужского пота и алкоголя. Кажется, этот тип вчера употреблял. Но тут же вспоминаю, что и сама не без греха — полбутылки шампанского точно втянула за вечер.

— Не бойтесь, миледи. Это всего лишь гроза. Она скоро пройдет.

Мне становится тело и уютно, я не хочу выбираться из этого убежища на широкой мужской груди, так бы тут и оставалась. Но через некоторое время промежуток между молнией и громом становится всё длиннее, шум стихает вдалеке, и теперь просто с неба льётся дождь. Он проникает через расщелину сверху, и по камням бьют крупные капли. Стекают, образуя ручейки, и устремляются вниз, к выходу. Хорошо, до нашего костерка воде не добраться: потоки его обходят стороной.

— Вы там не заснули, миледи? — слышу сверху насмешливое.

Тут же отодвигаюсь, гордо встряхнув головой.

— Со мной всё в полном порядке, — отвечаю строго. Да, я хотя и маленькая, но гордая и независимая женщина. Пусть не мнит о себе слишком много!