Роковая страсть - Роковая страсть

Я снова делаю глоток воды и медленно, избегая резких движений, поднимаю голову. В зеркале, висящем над раковиной, не мужчина, а серая, расплывшаяся масса, похожая на овсянку. Когда-то это был здоровый, жизнерадостный малый, но сейчас из него словно весь воздух выкачали и остался один лишь скелет.

Я подмигиваю своему отражению. Слава Богу, хоть зубы целы. Это везение — от взрыва, которым меня, как мешок с перьями, подбросило в воздух футов на пятнадцать и швырнуло в песок, зубы запросто могли вылететь.

В спортивном зале мой приятель Диллон Сэвич, тоже агент ФБР, наверняка покачает головой и спросит, как это мне удалось удрать из гроба. Я не знаю, что ответить. Мне остается только вознести небу молитву за то, что это вообще случилось.

Я выключаю свет в ванной, и отражение в зеркале меркнет. Тогда я возвращаюсь в палату с ее узкой кроватью, у изголовья которой мерцают огромные красные стрелки будильника — его принес сюда в подарочной обертке кто-то из друзей. Семь минут четвертого утра. Припоминаю, что, пока я медленно дрейфую от боли в сторону наркотического забвения, Шерлок, жена Сэвича и, разумеется, тоже агент ФБР, говорит мне, что с каждым шагом минутной стрелки по циферблату я приближаюсь к тому, чтобы выбраться отсюда и вернуться к работе, то есть на свое настоящее место.

Я возвращаюсь к постели и медленно ложусь на спину. Пытаюсь расслабиться, закрываю глаза и принимаюсь раскладывать свой сон по полочкам. Я снова в воде, но не тону — просто вода вливается в меня. Всего лишь вкус воды. Дальше — ничего.

Поднимаю левую руку и потираю ладонью грудь. Слава Богу, хоть сердце наконец успокоилось. Теперь главное — не делать из всего этого драмы, мыслить ясно и логично — этому нас учили в полицейской академии. Надо перестать паниковать и холодно все взвесить.

Так же ясно, как и светящийся циферблат на столике с лекарствами, вижу лицо Джилли, но мне это совершенно не нравится. Почему Джилли? В последний раз я видел ее в доме Кевина в Мэриленде. Это был конец февраля. Вела она себя немного странно, другого слова и не подберу, но вообще-то мне было все равно — куда больше меня интересовала предстоящая поездка в Тунис.

Мы говорили о Джилли с Кевином на следующий день после того, как она прилетела из Орегона, и пришли к выводу, что, пожив на западном побережье, она сделалась немного эксцентричной. Кевин — профессиональный военный, имеет четверых сыновей, и размышлять о странностях собственных троих братьев и сестер у него просто нет времени. Уже восемь лет мы четверо живем без родителей — они погибли в автокатастрофе.

Помню, Джилли тараторила о всякой всячине — о своем новом «порше», платье, купленном в Портленде у самого Лэнгдона, какой-то девице по имени Кэл Тарчер, которая ей совсем не по душе, и о брате этой девицы Каттере, законченном подонке. Она не забыла также сообщить о том, как славно у них все получается в постели с Полом, за которым Джилли замужем уже восемь лет.

Так может, это Джилли тонула в моем сне?

Мне меньше всего хотелось, чтобы эта мысль застряла в мозгу, но, раз уж она пришла, теперь от нее не отделаешься. Я чувствую себя усталым, хотя и меньше, чем вчера и позавчера. Я поправляюсь. Врачи наверняка будут довольно кивать и улыбаться друг другу, поглаживая меня по здоровому плечу. Они уже обещали отпустить меня домой на следующей неделе, но я уверен, что сумею сократить этот срок.

Теперь мне уже не уснуть, потому что на самом деле этот сои вовсе не сон, а что-то другое.

Инстинктивно нажимаю на кнопку вызова дежурной сестры, и через четыре минуты, если верить огромным цифрам будильника, в проеме двери появляется Мидж Хардуэй, моя сиделка.

— Что-нибудь случилось, Мак? На дворе ночь, вам надо спать…