Покинутый человек становится жертвой колдуна, который пользуется его одиночеством, играет на отчужденности, воздействует волшебными чарами на ту область, где, по его мнению, обитает душа, а затем резко разрушает иллюзию. Темная часть колдуна уводит зависимого человека все дальше и дальше в тот таинственный мир, где царит смерть; его светлая часть, воплощаясь в образе мудрого старца, может открыть перед освобожденной душой творческий путь. Подлинность чувства становится лезвием бритвы, разделяющим два этих мира. «Я не прав, я виноват, я жертва, я заслуживаю наказания» – эти слова приводят к колдовскому заклятию и зависимости. «Я не оставлю себя, я не виноват, я останусь тем, кто я есть» – эти слова открывают путь к таинству и творчеству.

Юлия была зависимой, ее детская вера в отца была сломлена; помимо всего прочего, он смущал ее своими насмешками. Он оказался тем колдуном, который каждый раз во время вечерней сказки очаровывал ее, заставляя забыть о печали, и в то же время еще глубже нагонял на нее тоску.

Чтобы избежать предположения, что каждый отец, читающий маленькой дочурке ночную сказку, бессознательно втягивает ее в свою эротическую фантазию, следует кое-что сказать об этих особых отношениях, на которых постепенно фокусировался процесс анализа.

Отец был очаровательным пуэром («вечный юноша»), воображение которого строило дворцы там, где другие люди видели лишь развалины. Отстранившись от жены, считавшей его идеализм угрозой материальному достатку и благополучию семьи, он обратился к дочери, в которой искал для себя главную психологическую поддержку. Он старался защитить дочь, когда она была еще мала, от внезапных эмоциональных взрывов матери, которые часто кончались рукоприкладством. В результате Юлия стала повсюду его сопровождать, куда бы он ни направлялся, и самым счастливым временем детства считала часы, которые проводила у него в студии или сидя на его коленях, декламируя стихи или напевая песни. Казалось, они объединились против безразличного, если не враждебного им мира ради духовного наслаждения. Это наслаждение они получали вместе, когда воображение дочери подпитывалось отцовским вдохновением.

Мир, в котором пребывали отец и дочь во время совместных чтений, был тайным драгоценным миром, который ассоциировался с запретной «вершиной». Волшебник-отец психологически соблазнял свою дочь. Ребенок чувствовал стыд, но стыд совершенно непреодолимый, ибо он рождался в интимной атмосфере, создававшей отцу ореол божественности. Они оба оказались во власти странного таинственного ритуала. Каждый раз девочка проверяла присутствие волшебной силы, стараясь понять, может ли она прекратить плакать, находясь в одиночестве. Такой контроль постепенно привел к тому, что она утратила связь со своими телесными ощущениями. Несмотря на то что в памяти Юлии не было следов физического насилия, психологическое предательство привело к расщеплению души и тела, т. е. по своему воздействию походило на настоящий инцест.

По всей вероятности, встревоженный эмоциональной насыщенностью этих отношений отец постоянно надламывал их и подрывал безграничное доверие своей дочери. Юлия очень любила сказку Ганса Христиана Андерсена «Девочка со спичками», в которой речь идет об одинокой девочке, потратившей накануне Нового года последнюю спичку, чтобы согреться и оживить свои фантазии. Когда кончаются спички, девочка замерзает. Эта сказка об отношении матери к дочери, у которой единственным защитником от матери был отец, выполняла терапевтическую функцию. Девочка верила, что, читая эту сказку, отец не только почувствует ее состояние, но и укрепит в ней веру и окажет поддержку. Однако, услышав взрыв его смеха в ответ на свои слезы, она ощутила, как грубо он растоптал ее веру. Она превратилась в ту маленькую девочку, последняя спичка которой погасла вместе с взрывом отцовского смеха. Ужас еще более усугубился с появлением матери, которая надавала ей шлепков, приговаривая: «Не позволю, чтобы моя дочь выросла плаксой».