Опустошенный жених. Женская маскулинность - Вудман Марион (Мэрион) (2001)

Осознающая себя дочь, дева, сидящая на коленях осознающей себя матери, – это образ души, живущей во имя собственных ценностей, потребностей, возможностей. Они обрели свою основу в теле, все клетки которого настроены на малейшие перемены в гармоническом спектре души, способной открыться для более тонких изменений.

В этой главе я периодически обращалась к выражению Китса «сотворение души». Завершая главу, мне хотелось бы привести отрывок из письма, в котором он впервые изложил свою мысль, считая ее настоящим открытием. «Совершенно серьезно, – писал он, – я полагаю возможным, что эта Система сотворения Души могла бы стать Родительской для всех остальных, более или менее похожих и совсем особых Схем Возрождения, существующих у зороастрийцев, христиан и индусов»[24].

Исходя из собственного опыта Китс пришел к убеждению, что сам по себе творческий процесс породил названные выше схемы возрождения, отличающие разные мировые религии, и тем самым объединил их. Китс настаивал на том, что все человечество связано единой религией души, которую можно назвать «психологией», поясняя, что постижение души важнее поклонения ей. В поклонении есть опасность обожествления человеческих сил, и тогда они принимают застывшую, догматическую форму. Китса же больше интересовал сам процесс, чем его результат, процесс, в котором предпочтение отдается отношениям партнерства, а не монолитной связи.

Затем Китс (170 лет назад) тщательно исследует новое сознание, и это чрезвычайно важно. Ниже я приведу фрагмент из его «азбуки», в котором он обращается к первой детской книге, написанной на бумаге, в деревянном окладе, покрытом прозрачным роговым слоем. Благодаря прозрачности этого слоя ребенок постигает слово сердцем точно так же, как взрослый человек учится постигать сердцем жизнь.

Я назову мир Школой, созданной, чтобы обучить маленьких детишек читать, – я назову человеческое сердце азбукой, которую дети читают в этой школе, и я назову способного читать Ребенка Душой, сотворенной этой школой и ее азбукой. Неужели вы не видите, как необходимо этому Миру Боли и Страданий научиться Разуму и сотворению Души, места, где сердце может чувствовать и страдать тысячью разных способов! По своей сути это не Сердце Азбуки, это – Библия Разума, это опыт Разума, это учебник, из которого Ум или Разум могут почерпнуть свою сущность… А каковы же подтверждения существования человеческого сердца, если не укрепление или изменение его природы? А какова его измененная сущность, если это не его Душа? – и чем была его Душа перед тем, как прийти в мир, обладая этими доказательствами, изменениями и совершенствами? И Разум – без Сущности, и как следовало создать эту Сущность? Посредством Сердца? А как сердцу стать этим Посредником в этом Несовершенном мире?[25]

***

Действительно ли тяжесть ужасна, а легкость восхитительна?

Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнемся под ним, оно придавливает нас к земле. Но в любовной лирике всех времен и народов женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни. Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее. И напротив, абсолютное отсутствие бремени ведет к тому, что человек делается легче воздуха, взмывает ввысь, удаляется от земли, от земного бытия, становится полуреальным, и его движения столь же свободны, сколь и бессмысленны.

Милан Кундера. «Невыносимая легкость бытия»

Парили рыбы в вышине,

На дубе зрел ранет,

Когда при огненной Луне

Явился я на свет:

С ужасным голосом, с моей

Ушастою башкой —

Насмешка беса надо всей

Скотиной трудовой;

Каприз неведомых владык,

Их воли злой печать, —

Гоняйте, бейте, я привык,

Мне есть о чем молчать.

О дурачье! Мой лучший миг

Отнять вы не смогли: