Первый Зверь - Елена Синякова (2020)

Сотни тел, от которых шел дым, словно от сгоревших поленьев, отчего над замерзшим зеркалом воды стоял тошнотворный, жуткий запах, от которого буквально слезились глаза.

Но не это было самым страшным. Людей настиг рок, которого они заслужили.

У самой кромки леса лежал Черный…

Распластавшись на льду и раскинув руки.

А рядом с ним лежала птица, раскинув свои огромные крылья.

Я слышала, как у Арьяна сбилось дыхание и его сердце заколотилось в груди отчаянно и панически, устремляясь вперед сильнее, и буквально захлебываясь сбивчивым холодным дыханием, потому что уже в тот момент мы оба понимали, что опоздали.

— Не смей! Слышишь, не смей!!! — Арьян упал на колени перед Черным, едва дыша и в первую секунду не зная, что делать дальше, как и я, стараясь сохранять спокойствие и здравый ум, что не получалось совершенно. — Борись!!!

Глотая горькие слезы, я видела, что слова не помогут.

Ожоги Черного были не менее страшными, но они пришлись на его мощную грудь, спалив не только одежду, но и кожу, до такой степени, что были обожжены даже мышцы, которые судорожно напрягались от страшной боли.

Арьян не просто прокусил себе руку, он разодрал кожу, отчего кровь хлынула быстрым потоком, пытаясь сначала напоить его, а затем пустить на раны.

— Не смей сдаваться!!! Пей!!!

Черный только убрал руку Арьяна, крепко сжав ее в своей окровавленной ладони и хрипло выдохнул из последних сил:

— Оставь, сын. У каждого есть свое отведенное время, и мое время пришло.

Он не будет бороться.

Я видела это в потухающих синих глазах, где впервые было столько тепла и усталости, что сердце защемило.

Черный прожил долгую, полную горестей и одиночества жизнь.

Никто не знал наверняка, через что ему пришлось пройти, что вынести на своих плечах, какую боль навсегда скрыть в своем загадочном сердце после смертей и лишений тех, кого он любил больше всего на свете.

Я понимала, что эта жизнь стала его проклятьем, и душа хотела свободы, потому пыталась проглотить стоны, слезы и мольбу о том, чтобы он не оставлял нас одних, без своей мудрости, своей хитрости — потому что жизнь без Черного теперь казалась слишком трудной и пугающей.

Страшно было отпустить его! Хотелось встряхнуть его за широкие плечи и рыдая сказать о том, что я привязалась к нему за последнее время, настолько сильно, что потерять его было сродни тому, что пережить еще раз смерть мамы и отца!

…но когда любишь по-настоящему, то думаешь не о собственной боли, а о том, что хочет тот, кого ты любишь.

Поэтому я вытерла слезы дрожащими холодными руками, и поднялась с колен, словно в бреду прошагав до птицы. Пока был жив Черный и душа Серого жила, а глаза птицы были ясными и невыносимо желтыми, как глаза моего Арьяна.

Аккуратно сложив большие крылья, я обняла беркута, с усилием поднимая его с земли, чтобы отнести и положить на грудь Черного, видя, как в уголках его синих глаз появилась влага.

Братья снова были вместе. Сердцем к сердцу.

Единые в своей боли, жизни и смерти.

Мое сердце разрывалось. Хотелось просто упасть в снег и закричать о том, что эта жизнь несправедлива и отбирает у нас тех, кто заслужил жить долго и счастливо. Хотелось обнять их крепко-крепко и поделиться собственной жизнью, чтобы только они были рядом!

Но всё, что я могла, это задыхаясь от боли и горечи, гладить осторожно и нежно перья птицы, придерживая широкую ладонь Черного, когда он обнял ее, чувствуя, как его кожа становится неумолимо холодной, и видя, как вздрагивает черный зрачок беркута в такт его слабеющему сердцу.

— Ты не можешь оставить нас! — голос Арьяна впервые дрожал так, что я задохнулась, больше не в силах прятать слезы, которые побежали по щекам, капая на кровавый снег.