Божество - Дженнифер Арментроут

Все личные вещи были собраны в этой круглой комнате. Фотографии Айдена рядами висели на стенах, ведя летопись его детства. Там были фотографии Дикона, развитого не по годам ребенка, с головой, полной светлых кудряшек и пухлыми щечками, которые дополняли нежные черты лица.

Я остановилась перед фотографией Айдена и моя грудь сжалась. Ему, должно быть, было шесть или семь. Темные кудри обрамляли его лицо вместо теперешних волн. Он был очарователен, с серыми глазами и пухлыми губами. Там была фотография его и Дикона. Айдену было возможно около десяти, и одна его худая рука обхватила младшего брата за плечи. Камера поймала их смеющимися.

Двигаясь вокруг перегруженной кушетки, я медленно взяла титановую рамку, которая стояла на каминной доске. Мое дыхание перехватило.

Это был его отец — его отец и мать.

Они стояли за Диконом и Айденом, их руки лежали на плечах детей. Сзади них небо было бездонно-голубым. Было легко заметить, кто был на кого похож. У их матери были волосы цвета пшеницы, которые падали ниже плеч упругими локонами. Она была прекрасна, как все чистокровные, с её нежными чертами лица и смеющимися голубыми глазами. Однако, меня шокировало то, насколько Айден был поход на отца. С почти черными волосами и проницательными серыми глазами он был почти точно его копией.

Казалось нечестным то, что его родители ушли такими молодыми, что их лишили радости смотреть, как растут их мальчики. И Айден и Дикон потеряли так много.

Я провела большим пальцем по краю рамки. Почему Айден запер все воспоминания? Он когда-нибудь заходил сюда? Оглянувшись, я увидела гитару, прислоненную к стопке книг и комиксов. Это была его комната, поняла я. Место, где он считал возможным вспоминать родителей и может быть просто расслабляться.

Я обратила внимание обратно на фотографию и постаралась представить своих отца и мать. Если бы чистокровные и полукровки могли быть вместе, были бы у нас такие минуты, как эта? Закрыв глаза, я пыталась представить нас втроем. Маму было несложно вспомнить. Я помнила её такой, какой она была до обращения, но на лбу отца был знак рабства, и что бы я ни делала, он не исчезал.

— Ты не должна быть здесь.

Ошарашенная, я обернулась, прижав рамку к груди. Айден стоял в дверном проеме, его руки по бокам были напряжены. Он пошел через комнату и остановился передо мной. Тень скрывала выражение его лица.

— Что ты делаешь? — потребовал он.

— Мне просто было любопытно. Дверь была не заперта, -я нервно сглотнула. — Я была здесь совсем не долго.

Его взгляд опустился вниз и плечи напряглись. Он вынул фотографию из моих пальцев и поставил обратно на полку. Не говоря ни слова, он положил руки на дрова в камине. Огонь заискрился и сразу же разгорелся. Он взял кочергу.

Смущенная и раненая его внезапной холодностью, я попятилась.

— Извини, — прошептала я.

Он с напряженной спиной разгребал дрова в очаге.

— Я уйду, — я повернулась, и внезапно он оказался передо мной. Моё сердце перевернулось.

Он взял меня за предплечье:

— Не уходи.

Я искала его глаза, но не смогла по ним понять, о чем он думает:

— Ладно.

Айден глубоко вдохнул и отпустил мою руку.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

Обхватив себя за локти, я кивнула. Эта комната была его святилищем, безмолвным памятником семье, которую он потерял, и я вторглась в него. Я сомневалась, что даже Дикон осмеливался заходить сюда. Конечно только я могла вломиться.

За баром Айден вытащил два винных фужера и поставил их на стол. Наполняя стаканы, он взглянул на меня.

— Вино подойдет?

— Да, — мое горло было сухим и сжатым. — Я действительно сожалею, Айден. Я не должна была приходить сюда.

— Прекрати извиняться, — он обогнул бар и передал мне стакан.

Я взяла его, надеясь, что он не заметил дрожь в моих пальцах. Вино было сладким и мягким, но мой желудок не принял его.