Девушка брата - Надежда Борзакова

Стас ухватил одной рукой меня за волосы на макушке, зажав голову между предплечий. Стиснул нос, и от боли в глазах потемнело и хлынули слезы. А когда я открыла рот хватануть воздуха, в губы вжался металл и в горло полилась мерзкая горячая жижа. Я захлебнулась, закашлялась, конвульсивно дергаясь в жестоких руках.

Он отпустил, оттолкнул так, что я врезалась в стенку. Отшвырнул миску, расплескивая по полу остатки.

А потом молча вышел.

Сунув в горло пальцы, я выблевала попавшие туда крохи. От напряжения кровь из носа хлынула сильнее. Я осторожно зажала ноздри, и, пытаясь как можно медленнее дышать ртом, облокотилась головой о стену и закрыла глаза.

Больно. Но это ничего. Мама же выдержала, значит и я тоже смогу. Мама… Мамочка, Богдан и Леша. Я же скорее всего больше никогда их не увижу. Какого им будет, что им скажут обо мне вообще? Что, если Богдан копать начнет?

Сердце мучительно сжималось от боли, от тоски по семье, от страха за них. Слезы застилали глаза, но я не давала себе волю. Зачем-то стараясь не дать ухудшиться состоянию.

Когда остановилась кровь, все же умылась водой из бутылки, прополоскала рот, пытаясь хоть немного избавиться от вкуса крови. Выпила остатки.

Сняв с пояса толстовку, надела ее на себя в попытке хоть немного унять дрожь, с которой будто бы сроднилась за… Сколько же прошло времени?

Шаламов сказал «Доброе утро!». Да и по ощущениям, я спала довольно долго. Потом истерика и снова провал. Значит, с момента, как меня похитили, прошло чуть меньше дня.

А у Влада осталось чуть больше до того, как…

Нет! Не-е-ет! Я не выдержу! Не выдержу, если его убьют.

Я разрыдалась. У слез был металлический вкус крови.

Глава 66

Во рту пересохло. Нос распух настолько, что я не то, что не могла им дышать, а даже боялась пробовать. Глаза превратились в узенькие щелочки, но я все равно, кажется видела опухшую скулу, по которой мне врезали. И все это горело огнем и болезненно пульсировало от малейшего движения. Голова казалась огромной и тяжелой.

Однако это к лучшему. Физической боли я только рада, она хоть немного отвлекала, не давала свихнуться в чернильном и бесшумном полумраке бетонного мешка в ожидании того, как любимого убьют на моих глазах.

Я помнила, каким он был, когда на меня напали. Обезумел от ярости и ужаса. Но тогда я была там, рядом с ним, под его защитой, живая и здоровая. Теперь же я неизвестно где, неизвестно в каком состоянии и на мушке у Шаламова.

Да, Влад сильно изменился. Сильно и быстро, но все равно… Даже если представить, что он попытается как-то обхитрить, привести в исполнение тот неизвестный мне план. О нем же знает Глеб, пусть и частично, а значит и Шаламов в курсе.

С другой стороны, от него ни намека. Хотя, а с чего ему мне об этом говорить?

Когда услышала, как повернулся в замке ключ, даже не обернулась. Стало как-то все равно кто там и что будет дальше. Что они могли со мной сделать? Избить? Изнасиловать? Ничто не может быть хуже…

— Я прошу прощения за моего человека, — вкрадчивый металлический голос разрезал тишину так резко, что я невольно обернулась.

Шаламов сидел возле меня на корточках, держа в одной руке запотевшую силиконовую грелку и бутылку с водой, а в другой аптечку.

— Как благородно, — бесстрашно взглянув в карие глаза, хрипло прогнусавила я, — подлечить перед тем, как убить.

— Я не буду тебя убивать, — поставив все возле меня, поднялся.

— Вы мне все рассказали. Все…

— Не глупи, Настя, — терпеливо сказал, как неразумному ребенку. — У неуправляемого и склонного к насилию пацана снесло крышу без адреналина, и он опять решил помахать кулаками. Но, вот незадача — неудачно пропустил удар. Карма, может, настигла… Ты понимаешь, о чем я, да? Любящее сердце его немолодого отца не выдержало потери сына, и тот скончался. А его молодая супруга сошла с ума от горя и несет невесть что.