Девушка брата - Надежда Борзакова

Глеб придвинулся ближе, обнял, рискуя промочить рубашку. Ведь его пиджак уже пропитался влагой с платья. Но, благодаря тому, что в машине почти сауна, холодно мне не было. А если б вынуть ноги из туфель и поджать под себя, то стало бы вообще отлично. Но я не решалась. И так уже…

— У нас хуже, чем в народных сказках, в которых «младший, как водится — дурак», — с горьким сарказмом начал мужчина, — Наверно потому, что там братья родные, а мы — лишь по отцу.

Я попыталась поймать его взгляд, но Глеб говорил, изучая кожаную обивку водительского сиденья.

Протянула руку и переплела пальцы с его.

— Он завел интрижку, когда мне было шесть. Девка залетела. Он денег дал на аборт, но она его не сделала. Сбежала просто в какие-то ебеня. А потом, в родах что-то пошло не так, а помочь там не смогли. Отец сам детдомовский…. Ну и не хотел такой судьбы для потомка. Забрал его к нам. И вот он — результат.

Резко повел подбородком вбок.

До этого момента я не чувствовала холода. А сейчас он сковал все тело, и внутрь проник, вызывая озноб.

— … с детства ходячей проблемой был. Три школы сменили. К пятнадцати годам было десять приводов в милицию из-за драк. У меня об университетских годах самые яркие воспоминания, как ездил его из участков забирать, — он выдохнул, — еле школу окончил. Ни о какой дальнейшей учебе слышать не хотел. Все, чем занимался — качалка и бои на тотализаторе. Надо было махнуть рукой, и мы собирались, но так и не смогли. И вот, однажды, отец позвонил и сказал, что Влада арестовали за убийство. Забил насмерть своего противника на этом… Ринге. Можно было замять, избежать скандала, но он не дал. Да еще и с поведением своим. Короче говоря, пять лет отсидел. Вышел два месяца назад и опять за старое.

Глеб повернул голову, нашел глазами мои. В его застыло какое-то странное, нечитабельное выражение.

— Теперь понимаешь, почему не рассказывал?

Я лишь кивнула и прильнула к нему. Обняла за плечи, запустила пальцы в русые волосы, гладя затылок. Сердце сжималось от боли, в голове метались мысли — ни одной не ухватить.

— Лучше б он сдох там, честное слово, — прошептал Глеб. Приподнялся и поцеловал меня в губы. Рука забралась под платье, сжала бедро над кромкой чулок. Пальцы полезли под трусики.

— Глеб, — я разорвала поцелуй, отклонила лицо, уперлась ладонями в его грудь, — не нужно.

Он показательно отнял руки, продемонстрировал открытые ладони и отодвинулся.

— Прости, но я не могу так, — одними губами прошептала, кивнув на водителя.

— Это ты прости, — он взял меня за руку, — сорвался.

— Понимаю.

Остаток пути мы проделали молча. Глеб легонько поцеловал на прощание. Намекать на «чашку кофе» не стал. К счастью.

Глава 5

Мой отец бил маму. Больше двадцати лет прошло, а я до сих пор содрогаюсь от ярчайших воспоминаний, как захлебываясь слезами умоляла его не трогать ее, не обижать. Как забивалась в угол, дрожа от страха, и не могла даже плакать, просто сидела, сжавшись в комок, заткнув ладонями уши и хватая ртом воздух. И все равно слышала, как он орет, а мама плачет и просит прекратить. Слышала звуки ударов…

А потом она всхлипывала в ванной, смывая с лица кровь. А через время он успокаивался, умолял простить, и она прощала. И каждый раз, каждый, я верила тому, что теперь все будет хорошо.

Но, конечно же, случалось иначе.

После того, как впервые досталось и мне, мама нашла в себе силы не терпеть. Не внимать властным шизофреническим наставлениям бабушки, что «у ребенка должен быть отец», что «все терпят, и ты терпи», что «кому ты будешь нужна с ребенком» и прочему, прочему, что вопреки здравому смыслу, принято говорить даже сейчас, в двадцатых годах двадцать первого века — продвинутых и цивилизованных, в которых о правах, законах и равноправии орут на каждом шагу.