Отец поневоле - Дина Данич

А главное — как теперь искать родных? Если, конечно, они вообще есть. Но Игнат Иванович заверяет, что пока торопиться некуда. Тут я пробуду еще какое-то время, и есть вероятность, что до выписки я все вспомню.

Вот только это не успокаивает.

Беспомощность не только портит настроение, но, кажется, и голова от этого болит сильнее. При малейшей попытке вспомнить хоть что-то, я словно на стену натыкаюсь. Странное ощущение, что я все знаю, но вот поймать за хвост никак не могу, сводит с ума.

А когда вечером наступает время посещений, в дверь раздается осторожный стук. Я даже ответить не успеваю, как та открывается, и в палату заглядывает сначала мужчина, а следом за ним и мальчик лет пяти.

— Алина! — радостно произносит малыш, заметив, что я не сплю, и вбегает в палату. Следом за ним входит и отец.

Ребенок стоит возле кровати и с детской непосредственностью осматривает меня.

— Миша, — тут же делает ему замечает мужчина. Отчего мальчик смущается и прижимается к нему.

— Добрый день, — обращается гость уже ко мне. — Вы извините, что мы вот так вторглись к вам…

У него глубокий низкий голос. Красивый. Как и сам мужчина.

— Да ничего, — вымученно улыбаюсь. — У меня тут все равно никого.

Мальчик с любопытством оглядывается по сторонам, обходит палату по периметру, а я полностью сосредоточена на его отце.

— Мне сказали, вы ничего не помните.

— К сожалению, даже имени.

— Я не стал говорить врачу, но нам вы представились Алиной.

— А мы давно знакомы?

— Нет, вы помогли Мише в тот день, когда упали и попали в больницу.

— Давно это было? — со страхом спрашиваю я.

— Пару дней назад. Меня, кстати, Владимир зовут. Наверное, вы и это не помните.

Он виновато улыбается и тут же делает сыну замечание, чтобы тот не лез в шкафы. И Миша возвращается к моей постели, где, усевшись на край, осторожно берет меня за руку.

— Спасибо, что зашли.

Разговор как-то не клеится, и я жду, что наконец останусь одна. В моей памяти — белый лист. Ничто не откликается на моих гостей. И при мысли, что точно так же я могу посчитать незнакомыми кого-то из близких, становится неожиданно, больно, отчего слезы непроизвольно выступают на глаза.

— Алина, вам плохо? — чутко реагирует Володя.

— Нет-нет, все нормально. Просто голова еще побаливает.

— Да, точно, — он рассеянно проводит рукой по волосам. И я зависаю, ловя едва мелькнувшее ощущение, что где-то я это уже видела.

— Миша, пойдем. Алине надо отдыхать.

— Уже? — расстроенно тянет малыш. — Ты ведь придешь к нам в гости, когда поправишься?

Я беспомощно смотрю на него, а затем на Владимира.

— Миш, мы это уже обсуждали.

— Но ты ведь сказал, что мы можем забрать ее к себе! — неожиданно выдает ребенок.

Я ошарашенно перевожу взгляд на мужчину. У того выступает едва заметный румянец на щеках. Будто он сильно смущен.

— Ну, пап! А как же помогать?

Он виновато смотрит на меня, а затем все же говорит:

— Алина, понимаю, что, может, мое предложение будет выглядеть довольно странно, но… Если вы так и не вспомните ничего, то вы могли бы пожить у нас.

— У вас? Вы серьезно?

— Конечно. Миша потерялся в тот день и долго ходил искал меня, но никто не помог ему. Только вы. И поэтому…

— Вы чувствуете себя обязанным? — заканчиваю его мылсь.

— Мне просто хотелось бы помочь хорошему человеку, — возражает Володя. — Так что буду рад, если смогу облегчить ваше непростое положение.

— А мама Миши она не будет против? — осторожно спрашиваю я. Вообще первая мысль — отказаться. Почему-то не представляю себя приживалкой в чужом доме. Но потом вмешивается голос разума и здравый смысл.

А куда я пойду, когда меня выпишут? Я уже поняла, что нахожусь в государственной больнице. И здесь не церемонятся особенно. Не держат по несколько месяцев. А значит, довольно скоро выпишут и меня. Долечиваться дома.