Нулевой километр - Евгения Стасина (2018)

Так просто признаётся в том, над чем ещё вчера в голос смеялась, что я даже конверт роняю. Слышу, как он глухо ударяется о пол, но даже не порываюсь поднять, ведь прямо сейчас это совсем неважно. Поезд, на который я опоздаю; купюры, что, возможно, разлетелись по полу, как конфетные фантики; кот, что впивается ногтями в мою ногу - все пустое. Смысл есть только в ней - в этом ее янтаре, в шоколадных бликах волос, в ненасытности рук, обвивающих мою шею и в этих губах, что без лишних вопросов отвечают на мои нетерпеливые ласки.

Стягивает с себя свитер, оставаясь в той самой футболке, край которой теребила у Тихомировского гаража во время нашего немого разговора, и прежде чем вновь отдаться на волю моим губам, предупреждает:

-Только не зазнавайся. Свернуть для меня горы все равно придется. Нам еще родственников моих спасать нужно.

Проникает языком в мой рот и стон, что слетает с её горячих уст, оседает где-то внизу моего живота. Завязывает в узлы каждую вену, заставляет дыхание участиться, и словно дуновением порывистого ветра сметает каждую горькую мысль с моей головы. В ней пусто.

Юля

Я изучу каждую его родинку. Так, чтобы суметь изобразить каждое из этих созвездий, украшающих мужскую спину, на карте, прочесть которую сумеет лишь он. Неторопливо или, наоборот, мчась на всех парусах, лишь Максим Бирюков доберется по ней до моего сердца. Да что там! Уже добрался и теперь осматривается по сторонам, кивая ребятам, что робкими улыбками приветствуют своего знакомого.

-Ты только мне звони ладно? И приезжать не забывай, - Вера утирает слезы бумажным платком и застегивает мою ветровку, переживая, чтобы я не простыла. Прохладно. Шесть утра, а на вокзале вовсю кипит жизнь: слезы, смех, беззаботная болтовня, произнесенные срывающимся голосом слова прощания.

Притягиваю к себе эту женщину с огненной гривой на голове и крепко обнимаю, целуя куда-то в висок:

-Что ж ты у меня такая глупая? Разве я могу про тебя забыть?

Это нереально. Я даже Лиду помню, а воспоминания о ней вряд ли заслуживают места в моей памяти, а тут Вера! С этими сдобными булками и домашними котлетками, что аккуратно уложены в контейнер:

-Кто знает? У вас теперь забот столько, что даже ума не приложу, как со всем справляться будете. Максим, - Бирюкова подзывает, неодобрительно хмурясь при виде тлеющей сигареты в его руках, и наставительным тоном раздает указания:

-Юльку мою береги. И курить бросай, все-таки с детьми жить планируете. И как все решится, мне маякните. Я отпуск возьму, первое время помогать стану. А то как же вы вдвоем?

Всемером. Если удача будет на моей стороне и я сумею у Лиды детей забрать. И если они, вообще, захотят любоваться моим недовольным лицом ежедневно. Хотя, я ведь всяко приятнее Голубева: за ремень не хватаюсь, спиртное не пью и кухню за одну ночь в помойку не превращаю…

-Так это когда еще будет, Вер? Нам бы сначала с Алисой Дмитриевной разобраться - ни одна клиника московская ее не берет, - но это ведь не повод отчаиваться? Прижимаюсь к мужскому плечу и тяжело вздыхаю, лишний раз убеждаясь, что не всем в этом мире деньги правят. На них точно не купишь чью-то жизнь и определенно не расплатишься золотыми за чье-то сердце. Ценники здесь другие и продавец, что поглядывает за нами сверху, не всегда охотно идет на сделку.

-Ничего. Страна у нас огромная и хорошие врачи не только в Столице есть. Справитесь, я в вас даже не сомневаюсь, - женщина теперь и Макса в объятия сгребает, каким-то чудом заставляя его улыбнуться. Волшебница, я по этой его улыбке успела соскучиться.

-Монетку бросать будете?

-Куда? - смотрю на мачеху, отыскивающую мелочевку в кошельке, и временами поглядываю на проводницу, уже вовсю зазывающую пассажиров в вагон.

-Да хоть куда. На перрон вон. Чтобы вернуться, - раздает нам по пятирублевой монете и с тоской на состав поглядывает. - Заходят уже. Ой, Юлька, как я теперь одна?