Я уезжаю! - Дана Шварц (2018)

Я ни разу не слышала, чтобы Айне критиковала чью-то работу. Строже всех она была к Роджеру: сказала ему для восхода солнца использовать более теплую цветовую гамму. А теперь она буквально сообщает, что мне не быть художником. Я борюсь с желанием выплеснуть свою палитру на холст, окончательно испортив картину. Айне одаривает меня улыбкой, будто оказала мне услугу, и переходит к чертовой идеальной картине Мейви.

Мои глаза и щеки пылают. Будь у меня волшебный джинн, я бы в первую очередь пожелала провалиться сквозь землю. Второе и третье желания были бы теми же самыми, дабы убедиться, что он меня расслышал. Я чувствую, что если останусь в студии, то расплачусь. Мне нужно выбраться отсюда.

– Что-то мне нехорошо, – бормочу я и, схватив картину, выбегаю прочь.

Непросохшая краска отпечатывается на футболке, но мне все равно. Сейчас я лишь хочу оказаться как можно дальше от Айне и студии. Я убегаю от неизбежного. Ведь у меня нет того, что нужно художнику.

За мной увязывается Варфоломяу, и я еле сдерживаюсь, чтобы не пнуть его. Я лечу по зловеще тихому коридору, пока не оказываюсь на улице.

«Я двадцать лет учился рисовать как Рафаэль…»

Я мысленно возвращаюсь к слайдам о ранних работах Пикассо, которые на семинаре показывал нам Деклан. В подростковом возрасте Пикассо рисовал фотореалистичные тела и писал портреты, похожие на работы мастеров эпохи Возрождения. Мне же семнадцать, и я не могу нарисовать даже абстрактную картину. Я лишь гожусь для мультяшных рисунков в интернете.

Я еле сдерживаю смех. Самые мои популярные записи в «Офелии в раю» – это перерисованные в мультяшном стиле версии знаменитых персонажей и картин: «Мона Лиза», «Крик», дедушкина работа «Читатель и наблюдатель». И это все, на что я способна – не создавать что-то свое, оригинальное, а как паразит высасывать из других художников их видение и надеяться, что мои заурядные способности пользоваться стилусом на айпаде прославят меня в сети.

Передо мной вырисовывается ясная картина. Если я решу стать художником, то останусь в Эванстоне. Моя работа будет заключаться в том, чтобы делать буклеты и писать твиты для отдела маркетинга какой-нибудь унылой компании, изготавливающей жареный арахис или собачьи штаны для йоги. Я буду носить одежду от «Энн Тейлор Лофт» и не слишком часто ее гладить. Запишусь в спортзал, в который никогда не пойду. Поселюсь в сорока минутах езды от дома, где выросла, и смогу в любое время приезжать, если маме вдруг станет одиноко или она позовет меня на ужин.

Я даже не осознаю, насколько сильно рыдаю, пока не останавливаюсь перевести дух. Наверное, выгляжу просто ужасно: вся в слезах, соплях и краске. Я сбежала с занятия, и теперь мне некуда пойти.

Я даже не могу вернуться домой и поговорить с мамой – они с Эвелин уехали в Голуэй и вернутся только вечером. Мейви еще в студии. И единственный, кого я сейчас хочу видеть, – это Каллум. Ведь он так верит в мое творчество, а моя картина должна олицетворять то, что зародилось между нами. Он все поймет, я надеюсь. А если нет, то просто возьмет меня за руку. И я позабуду про Айне и кошмарную перспективу провести остаток жизни, сидя в офисе, поглощая чуть теплый кофе и накапливая отпускные дни, чтобы на недельку уехать посмотреть мир, а потом вернуться к своему замкнутому кругу.

Не знаю, где сейчас Каллум, но у меня есть догадка. Даже если его там не окажется, я все равно хочу вернуться на кладбище, туда, где мы провели ночь. Сидеть на каменной скамье и смотреть на свою картину, представляя нас вместе.

Сердце радостно екает, когда я вижу фигуру на скамье – Каллум здесь. Он обнимет меня, скажет, что я не безнадежна. А я уткнусь в его мягкую кожаную куртку и закрою глаза.