Вторая смена - Лариса Романовская (2014)

За стеной испуганным басом вдруг орет Анька. Неразборчиво, на одной ноте, перекрывая надсадный кошачий мяв. Дверь уходит в сторону, стены сливаются в сплошную бело-зеленую муть. Мебель прыгает перед глазами. Я могу только сипеть:

– А…ня… ты-ыы… жи…ва?

В комнате словно обыск проводили – письменный стол перевернут, кукольный домик с «Джавахой» просел на один бок, шкаф распахнут, блузки и колготки валяются на полу, вперемешку с книгами и пестрой игрушечной ерундой. Анька сидит на стуле, поджав ноги, но уже не верещит, а внимательно смотрит, как по полу извивается, переворачиваясь с пуза на спину, огроменный ко́тище. Мирный домашний Бейсик зло взмявкивает, оставляя на ковре громадные клочья шерсти, похожие на кривые помпоны. Дима пробует подманить ко́та куском некогда замороженной рыбы.

– Кыс-кыс-кисо… Бейс! Кыса-кис…

– Какого хрена?! – Оказывается, рядом со мной стоит Артем. Движения ко́та становятся не такими резкими, рев тоже прикрутили. Зверь роется в куче сброшенных вещей.

– Евдокия, Артем Викторович, сейчас приберем, миль пардон. Мы с Аннушкой на кухне чай пили, а он… – Деликатный Дима поворачивается ко мне спиной.

Тишина настолько нелепа, что звук опрокинутой жестянки звучит спасением. Он как целебная пощечина, с помощью которой мир возвращается на свои места. Огромный зверь гоняет по полу круглую жестяную коробку с елочно-цветочным узором на крышке.

– А ну не смей! – Анька срывается со стула. – Это не твое, понял, дурак?

Ошеломленный ко́тище выпускает жестянку из когтей. Взмявкивает – давно забытым сигналом воздушной тревоги.

– Бейс, нашкодил, а теперь… – сурово говорит Дима, пробуя приподнять письменный стол. Спустя пару секунд к нему присоединяется Темчик.

Ну и нервы у вас, мадемуазель Озерная! А то вы раньше не знали, что ко́ты по весне всегда дуреют, а в любое время года в закрытых помещениях бесятся. Их именно поэтому никто в квартирах и не держит.

– Еще вот тут вот. А, ты ж не слышишь! – Дима смотрит на мотающего головой Темку, пробует жестами объяснить, чтобы он взялся вон за ту ножку. Стол описывает в воздухе дугу, кратко скрипит и возвращается на свое место. Бейс ведет ухом, а потом сует морду в перевернутый ящик. Недоуменно мурчит.

– Хулиган! – строго говорит ему Дима. – Господа, двадцать лет с этим неслухом живу, и он уже третий раз меня так позорит.

– Фигня какая, не парьтесь… – Улыбка возвращается ко мне по частям. Какое счастье – проделки обычного невоспитанного ко́та. Чтобы понять, что у тебя все хорошо, надо просто как следует испугаться.

– В восемьдесят девятом этот паразит, еще кутенком, такую же компрометацию устроил. Я добро и разум сеял – под окнами, чтобы потом легче было собирать, так он… – Бейсик виновато прижимает к башке черные, похожие на бумажные кораблики, уши. Подходит к Аньке, трется о ножку ее стула.

– Видишь, дочка, он прощения просит? Не будет он больше так.

Анька поставила на колени свою драгоценную коробку и сосредоточенно там копается. За ее спиной сейчас стоит Артем – недвижной охраной, готовой схватить за шкирку любую, даже самую пушистую опасность.

– Евдокия? – говорит Дима, аккуратно пристраивая в шкаф вешалки. – Может, у вас инструмент испортился или чушь плохо помололась и закисла? Наши ко́ты всегда на испорченное ведьмовство шерсть топорщат.

Я не успеваю принять извинения. Анюта, проведя ревизию в жестянке, обращается к зверю с обличительной речью:

– Тебя не учили, что без спросу чужие вещи брать нельзя? – Бейс срочно отворачивает морду – так, будто несчастная банка раскалена добела. – Вот, смотри, кошки в такое не играют! Это мама Ира рисовала! И вырезала тоже она! Очень давно!

Пожелтевшие кружевные бумажки порхают в Анькиных пальцах. Мне никогда в голову не приходило рассмотреть бумажную барышню и ее наряды. Я в упор не замечала допотопность прорисованного гардероба, ломкую желтизну бумаги, блеклость красок.