Воздушная гавань - Джим Батчер (2015)

Атакующее пике — маневр, скорее подходящий для небольших кораблей. Падение как таковое едва ли способно навредить воздушному судну любых размеров, но внезапное снижение скорости на излете спуска может стать непосильным напряжением для деревянных частей конструкции. Корабли более крупные и куда тяжелее вооруженные сильно страдают от подобных перегрузок, и во избежание повреждений большим суднам приходилось растягивать во времени процесс выхода из пике; при этом они нередко опускались настолько, что вообще покидали зону конфликта. По-настоящему эффективное боевое пике требует короткого и жесткого торможения, но Гримму доводилось читать о линкорах и дредноутах, которые при излишне резкой попытке прервать падение напрочь ломали крепления своих подъемных кристаллов. Находясь в здравом уме, капитаны чего-то солиднее, чем легкий крейсер, редко прибегали к атакующему пике, но для относительно небольшого, размером с рейдер судна вроде «Хищницы» этот опасный трюк был настоящим козырем в рукаве.

Кеттл твердой хваткой держал рычаги управления, отправляя судно в пике и поддерживая устойчивость с помощью маневренных стабилизаторов, установленных вдоль корпуса и в хвосте. Эфирная сеть, как и прежде, тянула корабль вперед, — но теперь он начал стремительный спуск, почти отвесно падая на судно Авроры словно бы заодно с лучами полуденного солнца.

С нарастанием скорости палуба принялась дергаться и качаться. Дерево протяжно скрипело от натуги, угол наклона все рос. Если бы не ремни страховки, Гримм едва ли устоял бы на месте; вместе с тем он получил лишний повод обрадоваться своему незавидному росту, наблюдая за рослым Криди, который вовсю старался подражать стоической позе капитана и в результате лишь тряс головой во все стороны, следуя рывкам стремящегося в бой судна.

Судно неприятеля впереди неуклонно приближалось, и трубные звуки, издаваемые древесиной «Хищницы», продолжали нарастать по тону и громкости. Во время подобного спуска все корабли издавали свои, на других не похожие, скрипы, и никто не мог в точности понять почему. Курсантом Гримм служил на борту рейдера «Кроха» — тот завывал проклятой душой, бросаясь на свою жертву. Другие суда вопили, будто огромные паровые свистки. Голоса третьих напоминали ровный глухой ритм ударов в огромный барабан. Как-то Гримм побывал на борту легкого крейсера «Яростный», и тот буквально гремел, с мерным оглушительным рыком бросаясь в битву.

Но его корабль обставил их все.

Когда «Хищница» рвалась навстречу схватке, она пела.

Свист рассекаемого воздуха, боковой ветер и восходящие крики дерева переплелись вдруг в единой гармоничной ноте. Тросы и канаты оснастки, а также реи и сами мачты постепенно затрепетали в полной гармонии друг с другом, начав вплетать собственные ноты в общую музыку. Скорость все росла, а аккорд продолжал повышаться, все увеличивал и увеличивал интенсивность, пока не достиг громового крещендо чистой, зловещей, нечеловеческой свирепости.

Гримм ощущал, как набирает мощь эта музыка, как корабль неистово стремится к своей цели, — и его собственное сердце билось в унисон с этим воинственным ликованием. Каждая струнка «Хищницы», каждое пятнышко на ее палубах, каждая потертость на кожаных куртках ее аэронавтов ярко и подробно врезались в сознание капитана. Он чувствовал движение корабля — вперед и вниз, — чувствовал, как расступается перед ними воздух, как нарастает ужас его команды. Кто-то из аэронавтов закричал — это случалось всегда, — и уже весь экипаж вплел свои голоса в арию «Хищницы», сливая множество истошных боевых кличей в один-единственный. Корабль их не подведет; Гримм в этом не сомневался. Он чувствовал это так же ясно, как мог ощущать тепло солнечных лучей на своем лице или пальцы ветра, ерошившего ему волосы.

И в нужный миг он понял: скорость, курс и позиция идеально подходят для начала атаки.

— Пора! — рявкнул он, вскидывая руку.