Еще одна станция - Кейси Маккуистон (2021)

Если бы жизнь Огаст была фильмом, то саундтреком стали бы тихие звуки, которые издает ее мама, клацанье ее клавиш или негромкое бормотание, пока она ищет документ. Даже когда Огаст перестала помогать с делом, когда она съехала и стала слышать об этом только по телефону, шум не замолкал. Теперь между ними три тысячи километров, и кто-то будто наконец выключил саундтрек.

У них много общего – задолженность по читательским билетам, вечное одиночество, любовь к острому соусу, энциклопедические знания протокола полиции Нового Орлеана по пропавшим без вести. Но между Огаст и ее матерью есть огромное различие. Сюзетт Лэндри копит вещи так, будто грядет ядерная зима, а Огаст намеренно не владеет почти ничем.

У нее пять коробок. Целых пять картонных коробок, с помощью которых можно понять, как она живет в свои двадцать три года. Так, будто она скрывается от гребаного ФБР. Обычное дело.

Она заталкивает последнюю в пустой угол, чтобы коробки не громоздились.

На дне ее сумочки, вместе с кошельком, блокнотами и запасным аккумулятором для телефона, лежит перочинный ножик. Рукоять сделана в форме рыбы с выцветшей розовой наклейкой в виде сердца, которую она наклеила в семь лет – примерно в то время, когда узнала, как им пользоваться. Открыв коробки, она разложила вещи в аккуратные маленькие стопки.

У батареи: две пары ботинок, три пары носков. Шесть рубашек, два свитера, три пары джинсов, две юбки. Одна пара белых Vans – они особенные, это награда, которую она купила себе в прошлом году, кайфуя от адреналина и сырных палочек из «Эпплби», где она рассказала маме о своей ориентации.

У стены с трещиной вертикально по центру ее единственная бумажная книга, винтажный детектив, рядом с планшетом, хранящим сотни других книг. Может быть, тысячи. Она не знает точно. Ее напрягает мысль о том, чтобы владеть чем-то в таком количестве.

В углу, пахнущем шалфеем и, может быть, едва уловимо, сотней лягушек, которые, как ее заверили, умерли естественной смертью, – одно фото в рамке из старой прачечной в Шартре, одна зажигалка и свеча. Она складывает нож, кладет его на пол и мысленно прикрепляет к нему табличку «Личное имущество».

Она встряхивает свой надувной матрас, когда слышит, как кто-то открывает входную дверь, а потом неистово мечется, как будто в коридоре пнули гигантского мохнатого паука. Он врезается в стену, а потом в комнату Огаст врывается то, что можно сравнить только с черной чернушкой из «Унесенных призраками».

– Нудлс! – зовет Нико и появляется в дверном проеме. С его ладони свисает поводок, а у угловатого лица извиняющийся вид.

– Ты же вроде говорил, что он ночной призрак, – говорит Огаст. Нудлс с размытым пятном вместо хвоста обнюхивает ее носки, пока не понимает, что это новый человек, и не бросается на нее.

– Так и есть, – говорит Нико, вздрагивая. – Ну, почти. Иногда мне становится совестно, и я беру его днем с собой на работу в магазин. Мы, наверно, не упоминали его… – Нудлс пользуется моментом, чтобы положить обе лапы Огаст на плечи и попытаться засунуть свой язык ей в рот. – Характер.

Позади Нико появляется Майла со скейтбордом в руке.

– О, ты познакомилась с Нудлсом!

– О да, – говорит Огаст. – Очень близко.

– Тебе нужна помощь с остальными вещами?

Она моргает.

– Это все.

– Это… это все? – говорит Майла. – Больше ничего нет?

– Да.

– У тебя… – Майла смотрит на нее так, словно начинает осознавать, что ничего не узнала об Огаст, прежде чем позволила ей хранить свои овощи в контейнере рядом с их. Огаст часто смотрит на себя в зеркало таким взглядом. – У тебя нет никакой мебели.

– Я, можно сказать, минималистка, – говорит ей Огаст. Если постараться, Огаст могла бы сократить свои пять коробок до четырех. Может быть, стоит заняться этим на выходных.