Наглец - Елена Сокол (2018)

Мужчина выше на голову, он нависает надо мной, тяжело дыша, и от этого дыхания его усики забавно шевелятся. Не могу не улыбаться. Никогда мне не было так смешно в столь ответственный момент.

— Сейчас. — Он достает ключ и быстро проводит им по панели.

Раздается разрешающий сигнал, дверь отворяется, и мы буквально вваливаемся в номер. Слышу щелчок, и понимаю, что я теперь наедине с ним. В ловушке. Этот Матвей могуч, пьян и крайне возбужден.

— Я не целуюсь на первом свидании, — смеюсь, отодвигаясь к стене.

Пытаюсь выиграть время.

— Я тоже, но для тебя сделаю исключение.

Он говорит это таким низким и хриплым голосом, что мое тело предает меня сладким потягиванием в низу живота. Чувствуя, как соски тугими твердыми вишенками наливаются под кружевом бюстгальтера, и понимаю, что… проиграла.

Трудно в это поверить, но я сама хочу, чтобы этот большой деревенский медведь поимел меня, держа за бедра сильными грубыми ладонями. Прямо на весу. На полу. На столе. На люстре.

Боже…

И он подхватывает меня под ноги и прижимает спиной к стене. В тусклом свете ночников вижу пожар в его глазах, огонь, голодный, беспощадный, разрушающий. И мне так комфортно в его пламени, будто дома очутилась. Бросаю букет на пол к его ногам.

«Терзай меня», — просит разум, а тело подается навстречу.

И глаза в глаза смотрят. Больше не вижу стен номера, бликов света, пухлого портфельчика, прислоненного к спинке стула. Не думаю о деньгах. Я слишком изголодалась. К черту всё!

И он целует меня глубоко, отчаянно, грубо. Врывается языком меж моих зубов, прикусывает, заставляя сдавленно стонать и извиваться. И этот поцелуй не вытягивает из меня последних сил, он придает мне новых. Будто в пустой сосуд жизнь вдыхают. Пластмассовая кукла оживает, ощущая покалывание в каждой клеточке проснувшегося тела, теперь она может двигаться и отвечает на ласки с удвоенной силой.

Сладкие губы. Горячие, ненасытные, жесткие. От прикосновения к ним волны огня наполняют мои вены, разливаются нетерпением по коже, заставляют дрожать. Притягиваю его к себе, не желая отрываться и прекращать начатое. Хочу чувствовать, сгорать, погибать. Хочу его прямо здесь и сейчас. Хочу, хочу, хочу.

Бесстыдно стону, задыхаясь.

На моих бедрах ожоги от его ладоней. На дрожащем теле миллионы мурашек. Мысли путаются, когда я обхватываю ногами его талию и прижимаюсь совершенно сырым от дикого желания бельем к твердой выпуклости в его паху. К черту, к черту всё! Пропади оно пропадом!

Жадные пальцы впиваются в мои ягодицы. Одним резким движением он сгребает меня в охапку и прижимает к себе так, что я отчетливо могу представить, каково это: чувствовать его в себе, такого огромного, могучего, если между нами не будет преград из дурацкой ткани брюк и трусов. И словно теплый хмель желание прокатывается по телу новой волной, раздирая, уничтожая и требуя его утолить.

— Есть что-то выпить? — Вдруг отрываюсь от него, тяжело дыша.

В последнюю секунду перед шагом в пропасть решаю остановиться.

— Наверное. — Шепчет он, пытаясь сфокусировать затуманенный взгляд на мне.

Опускает руки, и я соскальзываю вниз. Отдернув подол платья, бреду по комнате.

Я боюсь саму себя. Не узнаю. Не понимаю.

Только что мне хотелось, чтобы меня трахнул какой-то деревенский лох. «Долбанулась совсем»

— Шампанского? — Спрашиваю, открывая дверь мини-бара.

Моя задача — прижать, унизить, обокрасть развратника. Вместо этого я минуту назад была готова умолять его отыметь меня. Ужас.

— Когда я в армию ушел, моя с одним в деревне загуляла. — Говорит Матвей, поправляя лацкан пиджака. — Я вернулся — она беременная, а он, дружок ее, алкаш конченный. — Грузно опускается на край кровати и сверлит меня взглядом.

Прочищаю горло, гадая, для чего он мне все это говорит.