Три дня до лета - А. Сажин (2022)

16 Кошка

В воскресенье утром очень хотелось спать, но мы с мамой поехали на кладбище к отцу. Было пасмурно. Заметно добавилось рядов свежих могил, теперь они точно упираются в густой северный ельник.

– Как все заросло – сказала мама – А ведь хотели по весне приехать все прополоть, если бы не эта чума. Знал бы ты, отец. Прости нас, отец!

Я стоял и смотрел на его изображение на темно-сером граните, которое почти не было видно из-за сорняков. Я бросил взгляд вдаль на северный лес, уходящий за горизонт. Он, любя, но строго, как отец, обнимал кресты и оградки давних захоронений. Над нами летали бомбардировщики и черные вороны.

Мама уже старая, но я этого как будто все еще не вижу, она суетливо разложила пакеты около могилы, достала перчатки и стала рвать. Я стоял и смотрел вдаль. И на бомбардировщики, сверлящие черное небо своими винтами, и оставляющие бурлящие следы за собой. Они вырвались и прилетели сюда из моего сна, из той удушающей ночи. Скорее всего так и было. Мне странно, что мама как будто не замечает меня и бомбардировщики, а только повторяет – Знал бы ты, отец, прости нас, отец. Во внезапной тишине с порывом ветра западали листья, оповещая о вечном круговороте, и где-то не здесь, но как будто рядом, мне показалось, заиграл пьяный клавесин. Его звук нервущейся ниточкой перешел в целый парад бомбардировщиков, в их стальном пузе я увидел отражение северного леса и взлетающих потревоженных птиц прямо над нашими с мамой скривившимися черными фигурами.

Подошел гробовщик. Привет, теска.

– Приветствую, миряне! Как у вас? Все хорошо? Памятник ровно стоит?

Я молчу, мама что-то ответила.

– Вот вам моя визитка, можно сделать бетонную опалубку, как вот на тех могилках, чтобы приподнять и сравнять вашу. Будет стоить всего двенадцать тысяч.

Я молчу, мама что-то ответила. Взяла визитку своими постаревшими руками. Я увидел, какие они старые. Она принялась что-то говорить, но я ничего не смог услышать из-за гула пикирующих самолетов. Кроны черных деревьев накренились и затрещали. Очередной порыв ветра вскинул засаленные волосы гробовщика и подол его грязной рубахи и потянул за собой в лес, и гробовщик, повинуясь, ушел. Мама бросила визитку к сорнякам. Я засунул руку в задний карман своих джинсов и понял, что там лежит сложенный лист с давним заказом – эхом былой подработки во французской кофейне на Петроградке. Я достал его, лиловым маркером были выделены слова: «Доброе утро! На телефон могу не ответить. Утренняя йога. Но на iMessage легко =) Очень жду ваши сырнички на завтрак как можно раньше! Спасибо!»

– У меня андроид, пидор – прошептал я и выкинул бумажку следом за визиткой гробовщика.

Я потащил первую охапку сорняков в канаву, что была за вросшим в землю облезлым военным кунгом без колес, там сидел рабочий с голым жилистым торсом цвета какао и читал Рассказ провинциала за авторством Чехова, хлопал себя ладонью по коленке, изредка поржакивал, хрюкая, и приговаривал:

– Ссск, как же смешно! Молодчага Антон Павлович!

Мне не показалось это необычным. Ведь похвально знать классику. Я вот не читал Чехова, времени совсем нет – не там я работаю, не там – подумал я в очередной раз и стал возвращаться к маме, обходя наглые скамейки зажиточных покойных.

Лето выдалось теплое и дождливое. Наплодилось много улиток, и мама своими инопланетными, цвета вечернего летнего солнца, щупальцами перчаток бесцеремонно вторгалась в их огромный тропический мир вековых сорных эвкалиптов, сея разрушение и хаос. Улитки спасались бегством, уползая на памятник, моля Бога А.Н.А., чей лик был на граните, о спасении.

– Ты их дави и кидай в пакет, чтоб не плодились – предусмотрительно сказала мама. – Дави-дави!