Ничего больше - Анна Тодд (2017)

Она стала еще привлекательнее, думаю, с годами она будет только расцветать. Мы строили большие планы на будущее. Дакота хотела двоих детей, я склонялся к четырем. С тех пор все так изменилось, но мысль о том, чтобы вместе повзрослеть и осуществить все наши мечты, показалась такой осязаемой.

Любому жителю маленького города на Среднем Западе яркие огни и огромные города могут показаться абсолютно неправдоподобными. Но не Дакоте.

Дакота всегда хотела большего. Ее мать была начинающей актрисой, поэтому отправилась в Чикаго, чтобы получить роль и стать великой звездой. Но этому не суждено было сбыться: город украл душу матери Дакоты, она пристрастилась к богемным удовольствиям. Она так и не смогла вернуться к нормальной жизни, и Дакота всегда была полна решимости осуществить то, чего не достигла ее мать.

Дакота склонилась еще ближе. Ее волосы щекотали мой нос, и я откинулся на спинку стула.

– Завтра моя сегодняшняя слабость покажется смешной, – сказала она, снова выпрямляясь и меняя тему разговора.

Признаться, меня это обрадовало. Я согласился, что завтра все будет по-другому, а если ей что-нибудь понадобится, нужно только набрать мой номер.

Несколько минут мы сидели в уютной тишине. Затем раздался звонок. Пока Дакота говорила по телефону, я гонял салфетку по столу, а затем стал рвать ее на мелкие кусочки.

– Я приеду, займи мне очередь, – наконец чирикнула она в трубку и сунула мобильник в сумку. – Это Эйден.

Она сделала большой глоток фраппучино. Мое сердце сжалось, я встал.

– Будет просмотр, и он займет мне очередь. Для рекламы академии в Интернете. Мне нужно бежать. Спасибо за кофе! Нужно снова встретиться в ближайшее время!

Она положила руку мне на плечо и поцеловала в щеку.

Торопливо распрощавшись, Дакота ушла. На столе, словно в насмешку над моим одиночеством, остался недопитый фраппучино.

Глава восьмая

Всю дорогу домой я размышлял:

А. Это было странно.

В. Я ненавижу Эйдена, его мерзкие светлые волосы и длинные ноги – что ему вообще от нее нужно?

С. Он, вероятно, пытается переманить ее на темную сторону – но я вижу его насквозь!

В дверях квартиры меня встретил густой запах ванили. Или Тесса снова перестаралась с гелем для тела, или кто-то печет. Господи, пусть будет пирог! Ванильный запах меня успокаивает – мой родной дом всегда был наполнен сладким ароматом шоколадного хрустящего печенья и кленового сиропа, – и я не хотел, чтобы мои чувства обманывал какой-то гель; «заманить-и-подменить» слишком похоже на то, что я недавно пережил с Дакотой…

Я бросил ключи на стол в прихожей и поежился, заметив, что брелок выбил из столешницы кусочек дерева. Когда я переехал в Нью-Йорк, мама подарила этот стол и взяла с меня обещание, что я буду аккуратно с ним обращаться. Это наследство моей бабушки, а мама бережно хранит все, связанное с покойной матерью, особенно после того, как Хардин уничтожил практически все, опрокинув шкаф с бабушкиной посудой.

Мама рассказывала, что бабушка была прекрасной женщиной. У меня сохранилось о ней единственное, очень яркое воспоминание, в котором она какая угодно, только не прекрасная. Мне было лет шеть, и бабушка застукала меня на воровстве арахиса из большой банки в супермаркете. С набитым ртом и полными карманами орехов, я залез на заднее сиденье ее автомобиля. Не помню, почему я так поступил и понимал ли вообще, что делаю. Когда бабушка обернулась и увидела, что я чищу арахис и с чавканьем его поедаю, она резко дала по тормозам, и я от неожиданности подавился кусочком скорлупы. Она решила, что я притворяюсь, и разозлилась еще больше.