Бегущий за ветром - Халед Хоссейни (2003)

Какое-то время он смотрел на меня, потом опустил глаза и стал разглядывать собственные босые ноги.

Охранник нажал кнопку, из динамиков понеслась пуштунская музыка в традиционной инструментовке. Как я понял, талибам слушать музыку дозволялось. Хозяин и охранники начали прихлопывать.

— Вах, вах! Машалла! — подбадривали они мальчика.

Сохраб встал на цыпочки, поднял руки и закружился, то падая на колени, то изгибаясь всем телом, то опять становясь на кончики пальцев, то прижимая руки к груди и раскачиваясь. Шуршали по полу босые ноги, в такт табле[43] позвякивали колокольчики. Глаза у Сохраба были закрыты.

— Машалла! — кричали зрители. — Шабас! Браво!

Охранники свистели и смеялись, талиб ритмично мотал головой. На устах у него застыла гадкая усмешка.

Музыка оборвалась. Колокольчики звякнули раз и затихли, а Сохраб застыл, не закончив очередного па.

— Биа, биа, дитя мое, — произнес талиб, подзывая мальчика.

Сохраб подошел поближе. Талиб обнял его и прижал к себе.

— Какой талантливый у меня хазареец!

Хозяин погладил ребенка по спине и пощекотал под мышками. Один охранник пихнул другого локтем и издал смешок.

— Убирайтесь, — велел талиб.

— Слушаемся, ага-сагиб, — вытянулись в струнку парни.

Хозяин повернул мальчика лицом ко мне, обхватил Сохраба за живот и положил подбородок ему на плечо. Мой племянник смотрел себе под ноги, время от времени смущенно поглядывая на меня. Руки талиба медленно и нежно гладили тело Сохраба, скользя все ниже и ниже.

— Интересно, — выговорил хозяин, глядя на меня поверх очков, — что приключилось со старым Бабалу?

Мне будто кто в лоб засветил. Я, наверное, ужасно побледнел. Ноги у меня похолодели.

Талиб засмеялся:

— А ты что думал? Что я куплюсь на фальшивую бороду и не узнаю тебя? Ты, похоже, не в курсе: у меня изумительная память на лица. Абсолютная. — Он поцеловал Сохраба в ухо. — Я слышал, твой отец умер. Тц-тц-тц. Вот бы с кем я хотел потягаться. Ну да ничего. И сынок-слюнтяй сойдет.

Хозяин снял очки. Его злые голубые глаза были налиты кровью.

Дыхание у меня словно отшибло, веки прихватило морозом. Этого не может быть! Мир вокруг застыл. Вот — прошлое опять накрыло меня. Откуда-то из темных глубин всплыло имя, но произнести его — значило сотворить заклинание, призвать темные силы. Только что, как не исчадие ада, уже сидело в трех метрах от меня, явившись по прошествии стольких лет?

— Асеф, — пробормотали мои губы невольно.

— Амир-джан.

— Что ты здесь делаешь? — сорвался у меня глупейший вопрос.

— Я? — поднял бровь Асеф. — Я-то в своей стихии. А вот ты что здесь делаешь?

— Я же тебе уже сказал… — Голос у меня дрожит. Проклятый страх, пронизывающий все мое тело!

— Мальчик?

— Да.

— На что он тебе?

— Я заплачу за него. Мне переведут деньги.

— Какие там деньги! — расхохотался Асеф. — Ты когда-нибудь слышал про Рокингхем? Это в Западной Австралии. Райский уголок. Куда ни кинешь взгляд, пляж. Зеленая вода, синее небо. Там живут мои родители, у них вилла на берегу моря с площадкой для гольфа и бассейном. Отец каждый день играет в гольф. Мама — та предпочитает теннис. У нее отличный левый форхэнд. Еще у них афганский ресторан и два ювелирных магазина, дела идут — лучше не бывает.

Он отщипнул виноградинку и нежно положил Сохрабу в рот. Поцеловал мальчика в шею. Сохраб вздрогнул и закрыл глаза.

— Если мне понадобятся деньги, родители мне переведут. И потому с шурави я дрался не ради денег. И в Талибан вступил не для того, чтобы обогатиться. Хочешь знать, почему я стал талибом?

Во рту у меня пересохло, даже губ не облизать.

— Пить захотелось? — ухмыляясь, осведомился Асеф.

— Нет.

— А мне показалось, у тебя жажда.

— Со мной все хорошо. — По правде говоря, мне вдруг сделалось ужасно жарко, я весь взмок.

И это все происходит на самом деле? Вот я, а вот — Асеф?