В плену любви - Людмила Ладожская (2020)

– Ну, что, егоза? Что удумали так рано делать? Куда уже мчитесь? – спросила Семеновна, любуясь на внучку.

– Бабулечка, хотим с девчонками на речке посидеть. Все-таки школу закончили. Каникулы как-никак! – шутила, подмигивая, Тася.

В этом году девушки отучились в последнем классе. Днем учились. После школы на завод в вечернюю смену. Когда уж совсем не успевали с планом, выходили работать в ночь. В школе, конечно, принимали это во внимание, но учителя старались все-таки оценивать учеников по знаниям. Поэтому, что и говорить, им хотелось просто отдохнуть, поваляться на песке, просто побыть в тишине, не слышать лязг железа и рев моторов станков.

– Тасенька, ты уж там не долго! Хорошо? Вечером подумаем, как быть.

– Бабуль, что ты имеешь в виду?

– Тревожно мне, Тась! Сейчас пойду на рынок, послушаю, что говорят. Многие думают уехать из города. Говорят, зверствует немец. Боятся быть под немцем. Может, в деревню к Нине поедем, пока все обойдется. Она приглашала. Все ж в деревне и мясо есть, и картошка. Да и в лес можно уйти в случае чего. За тебя мне страшно, внучка. Я свой век уж прожила.

– Хорошо, бабуль, вернусь и поговорим. Не переживай. А от судьбы не уйдешь. Сама говорила. Фашисты тоже ведь люди, не звери.

– Как знать, моя хорошая, как знать. Были б люди, так и сидели бы в своей Германии, не лезли бы с войной на чужую-то землю.

Пелагея Семеновна еще долго сама с собой говорила, но Тася уже ничего не слышала. Она стремглав мчалась к почте, где ее ждали подруги.

************************************

– Таська, вечно ты опаздываешь! – увидев подругу, прокричала Галочка. – Хоть бы во время войны была бы попунктуальнее! – не унималась подруга. – Мы уж думали, Пелагея Семеновна тебя не выпустит.

– Привет, девочки! Прямо не верится, что сегодня никуда не надо, – подбежала к девушкам Тася и попыталась закружить их в вальсе.

– Сумасшедшая! – кричала и отбивалась от подружки заспанная Зиночка.

– Зин, ты что, не выспалась? Не хватило времени? – спросила Тася подружку.

– Да, девочки, не до сна было. Вчера родители долго говорили и решили, что завтра мы уедем из города. Им сказали, что партийных немцы расстреливают сразу.

Отец Зины был партийным работником. Мать тоже. Это были активные участники коммунистического и комсомольского движения в городе. В жизни это были веселые, жизнерадостные люди. Кстати, полная противоположность их дочери. Зиночка всегда говорила очень тихо, не выражая никаких эмоций, отчего ее ответы у доски хоть и были правильными, но восхищения учителей не вызывали. Зина мечтала стать врачом, усердно изучала химию, биологию, отыскивала различную медицинскую литературу и с интересом изучала. «Врач должен уметь лечить, а не орать на сцене стихи», – всегда говорила Зиночка, если в очередной раз ее просили отвечать громче. Папу – Бориса Моисеевича – не взяли на фронт только потому, что у него была повреждена правая рука (лет семь назад он получил производственную травму на заводе). Когда год назад призывались мужчины в Красную Армию, его оставили в запасе. Оставаться в городе для него и семьи было действительно опасно. Он переживал не столько за себя, сколько за детей: семнадцатилетнюю Зиночку, четырнадцатилетнего Сашку – и конечно, свою жену.

– Мои тоже родители твердят, что надо уезжать из города. А куда, ума не приложат. Мамин брат в Ленинграде. Но никаких вестей от него почти год не было. Что с ним, неизвестно, – рассказывала Галина свои семейные новости.

– Неужели эта проклятая война нас разлучит, мои милые подружки? – расстроилась Тася.

– Как сказал отец, у нас два варианта: уходить в лес или эвакуироваться в тыл. Сегодня они будут решать вопрос по эвакуации с Садовниковым. Машин в распоряжении города почти нет. И вопрос об эшелоне для эвакуации людей тоже открыт. Знаете, девочки, я вчера слушала разговоры родителей, и стало мне уж как-то очень жутко. Какое-то предчувствие не хорошее.