Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

— Да, расскажи мне про метки, — уперла руки в бока Талла и тут же удивилась: — Какие метки? Эти метки?

Верд попытался прикрыть засаднившие треугольники, но надолго его невозмутимости не хватило. В конце концов, бежать уже и правда слишком поздно.

* * *

— Эгоистичный говнюк! — бледная, тонкая, нежная девушка зло плюнула на пол, явно с трудом выбрав между ним и физиономией собеседника.

Да Верд и без этого понимал, как набедокурил. Она через голову стащила старенькое платье, не стесняясь ни служителя, ни наёмника, словно назло мужчинам демонстрируя наготу. Скомкала и швырнула в охотника. Тот, хоть и отвернулся одновременно с Санни, поймал. Подглядывать нехорошо, но всё ж так соблазнительно!

Эгоистичный — это уж точно. Талла вполне себе счастливо жила в деревне, а достань у наёмника воли пристроить её где-нибудь в городе в обход Кары, девчонка и вовсе бы не знала горя. Ан нет! Понадеялся невесть на что, перепугался жгучих меток, о себе, подлец, в первую очередь заботился! Если бы любил, сгорел бы, а колдунью не обидел. Однако ж предпочёл притащить в логово паучихи. Кто он, как не… что там дурная сказала? Дурная сказала ещё. Не более приятное и не менее смачное.

Оставленный в сундуке на отдых сторож пригрелся и так громогласно храпел, подложив под щёчку сложенные ладони, что вытащить из-под него хоть что-то оказалось непростой задачей. Мужчина устроился в гнезде из нарядов, укрылся и явно не собирался покидать пост. Поэтому из всего разнообразия щедро выделенных Карой платьев колдунья сумела добыть только огромное, светлое, похожее на саван или, если рассуждать более обнадёживающе, свадебный наряд.

— Помоги! Я потерялась! — запутавшись в длинных рукавах и тесёмках на вороте, Талла покорно ждала, пока Верд просунет её конечности в предназначенные для них отверстия, после чего с размаху влепила наёмнику оплеуху.

Верд отклонился, но совсем увернуться от неожиданности не сумел. Поймал хрупкое запястье, поборов порыв тела вывернуть противнику сустав. Талла с готовностью воспользовалась второй рукой, а Санни, сообразив, что выяснение отношений может затянуться, проверил, крепко ли почивает пленник, осторожно прикрыл сундук и присел сверху.

— Вы не отвлекайтесь, — напутствовал он, — я подожду.

— Говнюк! — повторила Талла, быстро исчерпавшая запас красноречия.

— Два голоса в пользу заявления! — поднял руку Санторий и только беспомощно пожал плечами, вместо того чтобы испугаться сурово изогнувшихся бровей друга: — А что, девочка очень ёмко описала твой характер. Мне и добавить нечего.

— Ничего, — пообещал Верд, — я тебе при случае сам добавлю.

— Ну вот! Как есть говнюк, — обрадовался подтверждению служитель.

И вот что им ответишь на правду? Санторию, заставившему выложить дурной истину о проклятых метках, Талле — такой красивой в этом белом почти свадебном наряде, простоволосой, разрумянившейся, часто вздымающей грудь…

Верд сумел сделать лишь одно. То, чего делать не следовало ни в коем случае, безрассудное, несвоевременное. Сгрёб в кулак ткань на животе колдуньи, притянул к себе, обвил руками, чтобы ни шелохнулась. И прильнул к губам, не глядя, колючий ли подбородок, смотрит ли сконфузившийся Санни, отбивается ли дурная, царапается ли, пытается ли прокричать что-то злое сквозь поцелуй. Целовал, покуда хватало дыхания, кратко хватал воздух и снова целовал, вытягивая сок из её губ, заглатывая ругательства, напиваясь женщиной, как хмельным вином.

Она колотила его, пиналась, сопротивлялась, как могла, точно не любимый мужчина, а чужой, жестокий наёмник силой берёт, насмехается. А потом обмякла, прильнула, впустила глубоко в рот, как рыбка, пойманная на крючок, наслаждаясь этой сладкой беспомощностью, грубостью и напором. Застонала, выгибаясь, чтобы теснее касаться грудью его груди… Только тогда Верд отпустил. Пригладил растрёпанные волосы: сначала её, потом свои. Смущённо передвинул перевязь ножен.