Мы начинаем в конце - Крис Уитакер (2021)

День в гостях у Долли растянулся на неделю, неделя стала месяцем. Долли упирала на то, что нуждается в помощи по хозяйству, хотя на свои деньги могла бы каждую неделю нанимать несколько здоровых мужчин. И Дачесс работала на земле — упорно, не жалея себя, от восхода до заката. Они с Долли почти не разговаривали. С помощью сейчас лезть бессмысленно, должно пройти время — это Долли отлично понимала.

Вопрос об удочерении Долли подняла однажды утром, когда они сметали чернорябиновую листву с подъездной аллеи. Дачесс три дня ничего не говорила, а потом выдала: если Долли и правда нужна такая дочь, как она, Дачесс, значит, Долли с головой не дружит. Пускай сходит к врачу, проверится. Напишут ей в справке «здорова» — что ж, Дачесс останется насовсем. С радостью.

Она рывком сбросила ботинки.

— Хочу денег заработать.

Долли взглянула на нее поверх газеты.

— Задолжала кое-кому. Отдать надо.

— Возьми у меня.

— Нет. Те, кто вне закона, сами рассчитываются с долгами.

Дачесс пока смутно представляла, как ей выйти на Хэнка и Бьюзи. Она начнет с мотеля. Позвонит, наведет справки. Она все исправит.

Дачесс хотела пройти мимо Долли, но та вскинула руку с письмом.

— Вот, на твое имя.

Дачесс взяла письмо. Штемпель был кейп-хейвенский, и она поспешила к себе в спальню, комнату с нежно-зелеными стенами. Оттенок выбирала сама — чтобы было как среди лесистых гор — и красила стены собственноручно.

Она закрыла за собой дверь и устроилась в массивном кресле у окна.

Знакомый мелкий почерк. Сразу представился Уок за письменным столом. Наверное, целую неделю корпел.

Дачесс читала не торопясь. Уок просил прощения за то, что солгал в суде. Дачесс в него верила, а теперь, должно быть, не верит? Ему стыдно; только вот, случается, ради торжества справедливости люди совершают неблаговидные поступки.

Далее на двадцати страницах Уок рассказывал о своей жизни, и о жизни Стар, и о юном Винсенте, и о Марте Мэй. Сообщил, что болен, что стыдился своей болезни и боялся потерять работу. Об этой самой работе целую страницу разливался, прежде чем добрался до главного — до правды, от которой Дачесс выронила письмо, вскочила и заметалась по комнате.

Немного успокоившись, она собрала с полу листки и продолжила чтение. Уок писал о Винсенте; в жилах Дачесс течет его кровь, и ей не горевать надо, а гордиться. А мама — она всегда любила Винсента, сберегла любовь в тяжелейших обстоятельствах. Он страдал, и казнил себя, и мучил — сам себе не мог простить, что отнял детскую жизнь. Что не мешало ему обожать ее, Дачесс. Она и Робин — плоды нерушимой любви, крепчайшей из всех, о которых известно Уоку.

К письму прилагалась фотография — Уок на какой-то ржавой посудине, правда, со свеженькой надписью: «Рыбалка в Кейп-Хейвене». Вода за бортом отражает миниатюрную женскую фигурку, различима даже прическа — темные волосы до плеч. В руках Уока фотоаппарат, улыбка от уха до уха.

А еще была официальная бумага — завещание Винсента Кинга.

Позднее Долли объяснила: теперь Дачесс и Робину принадлежит прекрасный дом в Кейп-Хейвене. Винсент его отремонтировал — специально для них. Пока им ничего не нужно предпринимать, но однажды Дачесс сможет туда поехать, продать дом, если пожелает, или распорядиться им по-иному. Совсем недавно у Дачесс ничего не было, и вот есть недвижимость, и будущее, хоть еще и смутное, понемногу начинает прорисовываться.

Той ночью она лежала без сна, думала о прошлом: о том, что узнала, и о том, что постарается забыть. Она выжидала, зализывала раны; она возвращала прежнюю силу.

Наутро Дачесс сказала Долли, что теперь готова.

48

О близости городишки свидетельствовал скромный, без гербов и виньеток, дорожный указатель.

Оул-Крик. Совиный ручей.