Мы начинаем в конце - Крис Уитакер (2021)

— С головой всё супер. Мысли, знаешь, как-то упорядочились. О вчерашнем думаю. Спасибо тебе. Только вот что мне кажется: я в этом — ну ты понимаешь — нуждалась. Напоследок. Наверное. Зато теперь все прояснилось. — Стар щелкнула себя по виску и продолжила уборку, по-прежнему пританцовывая. — Дети — они ведь ничего не видели, правда?

— Нам обязательно обсуждать это именно сегодня?

Песня про милую Алабаму кончилась. Стар перестала подергиваться, отерла пот со лба, собрала волосы в тугой хвост.

— Было, да сплыло. Дачесс в курсе?

Нормально. Стар спрашивает Уока про собственную дочь.

— Весь город в курсе.

— Как думаешь, он изменился?

— Мы все изменились, Стар.

— Ты — нет.

Стар имела в виду выразить восхищение — Уок уловил одну гадливость.

Винсента он не видел пять лет. Пытался пробиться к нему, только напрасно. В первое время ездил на свидания с Грейси Кинг, в старом «Бьюике». Судья упек его друга — пятнадцатилетнего мальчишку — в тюрьму, где мотали срок взрослые дядьки. А потому что на суде слово взял отец погибшей. Говорил о Сисси — какая она была, какое чудо из нее выросло бы. Присяжным продемонстрировали фотографии с места трагедии — маленькие ножки, окровавленная ладошка. Звонили директору школы, Хатчу, — спрашивали о Винсенте. В ответ услышали: проблемный юноша.

Для дачи показаний вызвали Уока. Отец не спускал с него глаз. Коричневая рубашка, честное лицо; Уокер-старший — прораб из «Тэллоу констракшн». Компания владела фабрикой, в дыму которой задохнулись мечты соседнего городка стать, как и Кейп-Хейвен, курортным. Тем летом Уок начал ездить с отцом на стройку. Всерьез думал о работе в «Тэллоу констракшн». Напяливал комбинезон, стоял, смотрел на серый грунт в котловане, на трубы. Недра земные завораживали, строительные леса возвышались подобно собору.

В зале суда Уок встретил отцовский взгляд, прочел в нем гордость и правдивыми, исчерпывающими своими показаниями предрешил судьбу Винсента.

— Я не обязана и дальше жить одним прошлым, — сказала Стар.

Уок сварил кофе и вышел с чашками на террасу. Птицы, отнюдь не паникуя, спорхнули с качелей. Уок уселся на старом стуле.

Стар стала обмахивать разгоряченное лицо.

— Сам его заберешь?

— Он написал, чтобы я не утруждался.

— Но ты все равно поедешь?

— Да.

— Не рассказывай ему… про меня. Ну и про все про это.

Коленка у Стар подрагивала, палец выбивал дробь на ножке стула — куда только девалась недавняя оживленность?

— Он же будет спрашивать.

— Мне его не надо. Ни в этом доме, ни вообще.

— О’кей.

Она прикурила и закрыла глаза.

— Я слыхал о новой программе, которая…

— Стоп. — Стар вскинула руку. — Сказала ведь уже. Покончено с этим. Точка.

Много лет Уок возил ее в Блейр-Пик. Ежемесячно. Психиатр попался толковый, прогресс был налицо. Уок пережидал сеансы в забегаловке — они длились по три часа, а порой и больше. По окончании Стар ему звонила. Иногда с ними ездили Дачесс и Робин. Устраивались на заднем сиденье, молча смотрели в окно — словно видели позади блаженное неведение, от которого их уносил автомобиль.

— Так не может продолжаться.

— А ты сам что — разве «колеса» больше не глотаешь?

Уок хотел объяснить, что нынешние его «колеса» — совсем не те и не для того, что прежние. Задался вопросом — а в чем, собственно, отличие? У них со Стар у обоих — зависимость, если называть вещи своими именами.

Стар стиснула его руку, плохо рассчитав силы.

— У тебя рубашка кремом заляпана.

Уок скосил глаза. Стар засмеялась.

— Хороша парочка… Знаешь, порой я это прямо чувствую.

— Что?

— Что нам по пятнадцать, глупыш.

— Мы повзрослели.

Стар выпустила идеально круглое колечко дыма.

— Я — нет. Ты, Уок, стареешь, а я… для меня все только начинается.