Добрая самаритянка - Джон Маррс (2021)

Джордж Майкл сознавался в том, что его девушка целовалась с глупцом, потом Мадонна стала поощрять меня танцевать для вдохновения[1]. Я почти никогда не вслушивалась в слова песен; фонового шума в пустом доме достаточно, чтобы помешать мне навещать темные уголки своего сознания – возвращение туда не приносило мне ничего хорошего.

Расставив банки и пакеты по шкафам – этикетками вперед, в строгом порядке от темных тонов к светлым, – я достала пакет с замороженными куриными грудками и сунула в битком набитый холодильник, чтобы они разморозились к завтрашнему вечеру. Потом развернула бисквит, сунула нож в банку с джемом и обмазала бисквит со всех сторон, затем посыпала сахарной пудрой – с левой стороны чуть больше, чем с правой, чтобы он не выглядел таким идеальным. Взяла в руки и осмотрела джинсы, принадлежащие Зои, одной из моих младших коллег, которая попросила меня заменить «молнию». «Нет проблем, – ответила я, – только дай мне пару дней».

Для всей команды «Больше некуда» я была суперженщиной, беззаветной матерью семейства, которая могла взяться за любую работу – от починки кармана на куртке до перетяжки обивки на кресле. Но я практически не умела готовить или шить – для этого есть супермаркеты и ателье. Однако никому из коллег не стоило знать, что все задачи я перепоручаю профессионалам.

Зевота застала меня врасплох – был только четвертый час дня, но казалось, что уже вечер. Дети должны были вот-вот прийти из школы, а рабочий день Тони заканчивался через пару часов. Поэтому я, пока была такая возможность, налила себе большой бокал красного вина, уселась в кресло возле двустворчатой двери, выходящей в патио и сад, и стала смотреть на другую сторону лужайки, поверх клумб с яркими люпинами и пионами, в сторону деревянной ограды и ровного травянистого игрового поля за ней.

Когда два года спустя после нашей свадьбы на свет появился первый ребенок, Тони часто напоминал мне о том, что я должна выжимать максимум из своего личного времени, когда оно у меня выпадает. Теперь, когда дети подросли, у меня стало слишком много личного времени, особенно в этом доме, куда мы переехали по настоянию мужа. Меня и прошлый наш дом более чем устраивал, но Тони утверждал, что раз уж мы стали домовладельцами, нужно продвигаться наверх.

Я вдыхала цветочный запах, исходящий от жасминового аромадиффузора, и рассматривала огромную комнату с открытой планировкой. Мы объединили кухню, столовую и гостиную в одно большое помещение. Я присматривала за разбивкой сада, за внутренними переделками дома, за отделочными и малярными работами и знала каждый дюйм наших владений словно свои пять пальцев. Все здесь было так, как задумал Тони, однако мне это место по-прежнему казалось чужим.

«Мы останемся жить в этом доме всего на пару лет, – объяснял он. – После того как все работы будут закончены и мой бизнес начнет приносить прибыль, двинемся дальше».

Но мы никуда не двинулись. Прошло уже три года, а я так и сидела в этой громадной кухне-гостиной.

Допив вино, я с коварной улыбкой наступила коту на хвост, отчего он, заорав, убежал. Двери ванной и детских комнат на втором этаже были закрыты, и я распахнула их настежь. Все знали, что я не терплю в своем доме закрытых дверей.

Сначала заглянула в комнату Элис. Стены по-прежнему были оклеены розовыми бумажными обоями с блестками и увешаны плакатами с изображением поп-звезд и телезнаменитостей – как в большинстве комнат, принадлежащих девятилетним детям. Но Элис быстро взрослела, и я уже чувствовала, как натягиваются завязки моего фартука, когда она начала отдаляться от меня. Пройдет совсем немного времени, и в голове у нее воцарится обычная для подростков грязь: мальчики, макияж и одежда, облегающая самые неподходящие места.