Мечта - Ирина Агапеева (2013)

Фэй слушала его историю молча, с замиранием сердца, переживая за мальчишек и удивляясь все больше. Потом сказала:

— Впечатляет. На, а как мы познакомились с Сетом, ты знаешь.

— Я не знаю, как получилось так, что он появился в твоей жизни снова.

— Почему ты не спросишь у него?

— Я не могу, Фэй. Я не могу говорить с ним о тебе. Боюсь, что не смогу скрыть… свои чувства, его реакция на тебя тоже странная…. В общем, здесь все не так как обычно.

— Тогда давай о нем больше не говорить. Словно его не существует.

Пит встал рядом с ней:

— Если бы это было так, то я мог бы делать все, что мне хочется.

— Вот и делай. Мы не сможем быть просто друзьями, Пит.

13. Фэй

Следующие несколько месяцев Фэй вспоминала, как лучшие дни ее молодости. По сути, они и стали ее лучшей порой в жизни, той самой, которую хранят в сердце все старушки, не помня лишений, неприятностей и неудобств. Когда Фэй стала старше, то, вспоминая молодость, думала лишь об этих месяцах. Они стали своеобразной точкой отсчета на ее пути: до и после, неким размытым определением любви, радости, светлых воспоминаний, приятных волнений — всем тем, что сопровождает светлую пору юности.

Маленькая Фэй была очень одиноким существом. Она помнила ощущение, будто она одна во всем мире, что мир — большой и необъятный, и лежа у себя в кровати ночью, осознавала свою мизерность и ничтожность. Ей казалось, что жизнь, шагая как некий монстр, просто наступит на нее огромной лапой и, раздавив, промчится в вечность, не заметив. Девчушка дрожала под одеялом, и не с кем было поделиться своими страхами. Раньше Фэй всегда слышала за стеной ругань родителей, но она прятала голову под подушку и звуки исчезали, а на их месте появлялась пугающая тишина. Воспоминания о школе были размытыми, как будто она не проживала те дни, а попадала на время в другое измерение: та жизнь вроде тоже была, но она быстро заканчивалась, и опять одинокие вечера в комнате. Дети в школе сторонились ее, видя, что она странная. Правда какой-нибудь мальчик всегда маячил на горизонте, хотел проводить или помочь с уроками, но пригласить его к себе было невозможно, а ходить куда-то она не могла. Она боялась нормальных семей и отношений, она чувствовала себя там изгоем, не знала, что говорить и как себя вести. Если ее угощали — кусок не лез в горло, если о чем-то спрашивали, то она краснела и молола всякий вздор. Да еще ее способность постоянно что-то сочинять. Девочка рассказывала небылицы не только друзьям, но и их родителям. И если со сверстниками это сходило, то взрослых, конечно, было не обмануть. Они понимающе улыбались, а потом говорили своим чадам, что Фэй лгунья и что не надо с ней дружить.

Ни один учитель в школе не захотел увидеть ее и ее маленькую трагедию, они видели только странную ученицу, готовую принести неприятности, потому и не любили. В старших классах, когда Фэй стала понимать, сколь слепы и глупы были люди, обучавшие ее, то стала выражать протест на каждое их слово. Она спорила, грубила и унижала. Множество прочитанных книг позволяло ей выходить с достоинством из любого спора, и Фэй могла заткнуть за пояс любого. В конце концов, учителя ее возненавидели, но старались больше не трогать и все с нетерпением ждали ее выпуска.

На выпускной бал Фэй не пошла. Матери к тому времени уже не было, а отец жил с новой семьей. Если с ухажером можно было бы решить вопрос, то платью взяться было неоткуда. Фэй не особо страдала, что ей не удастся всю ночь пить, плясать и веселиться до утра, просто не нравилось, что она вновь осталась за бортом.