– Смотри! – воскликнула я. – Воздушный трап к самолету пристраивают. Есть, значит, выжившие!

Да, трап приставили, но… кажется, спускают по нему одни тела. Не вижу ни одного живого человека. Рыдаю, но не могу оторвать взгляда от страшного зрелища. Марка пока не увидела, но надежда тает с каждым мгновением. Слишком… многих уже спустили.

Когда у меня в глазах уже начало темнеть, в руке завибрировал телефон. Я не поверила своим глазам, когда увидела, что звонит Марк. Богдан смотрит исключительно на самолет, а я тут же отвечаю на вызов.

– Да! Марк?! Пожалуйста! Это ты?

Мое тело сотрясают беззвучные рыдания.

– Тш-ш. Все хорошо, – слышу я тихий, хриплый родной голос. – Я тебя люблю. Я безумно люблю вас с девочками. Я перезвоню позже.

Марк отключился. Богдан смотрит на меня круглыми глазами, в них столько надежды и немой вопрос. Обняла Богдана и не то чтобы зарыдала, а скорее завыла от облегчения.

– Жив! Он жив!

Буквально через пару минут я вижу, как из проема в крыше самолета аккуратно поднимают на веревках носилки. Издалека нельзя понять, кто там, но я просто знаю, что это Марк. Чувствую. Вместе с Богданом неотрывно следим за тем, как носилки на веревках спускают дальше вниз, как их принимают, и их тут же окружают спасатели и врачи. Как только спустили первые носилки, спасатели начинают аккуратно вытаскивать следующие. Богдан заводит мотор.

– Сейчас попробуем объехать и встать поближе к машинам скорой помощи, – говорит Суворов.

– Угу.

Утираю сопли и слезы. Мне все еще страшно, неизвестно, какие повреждения получил Марк, но он жив и даже смог позвонить.

Спустя два часа сидим с Богданом в приемном покое больницы. Я хожу из угла в угол. У Марка операция. Подъехали еще Арина с Альбертом Мироновичем. Переживаем вместе, и сейчас уже не до прошлых обид и распрей. Арина рыдает на плече у мужа, потом еще мы вместе с ней рыдаем в обнимку.

Еще через три часа узнаем, что все относительно нормально, насколько вообще может быть нормально. У Марка несколько переломов, его подлатали, сейчас спит. Сказали, что ему очень повезло. В этой катастрофе выжили только он и еще два пассажира, сидевших в бизнес-классе, и из команды остались в живых пилоты и одна стюардесса.

Через неделю приезжаю в больницу как к себе домой. Привезла Марку множество вкусностей. Настроение радостное, лечащий врач сказал, что анализы хорошие, Марк идет на поправку, но в больнице полежать ему еще придется. Главное, что все будет хорошо.

– Привет! – заглядываю в палату. – А я витаминчики привезла. Сейчас буду тебе мандарины чистить.

Бедный Марк лежит почти весь перебинтованный. Ему даже вставать сейчас нельзя. Зато как улыбнулся при моем появлении.

– Привет.

Прохожу и сажусь на краешек кровати. Деловито распихиваю по тумбочке привезенные бытовые мелочи и болтаю без остановки.

– Ой, Марк, ты не поверишь, с кем я девочек сегодня оставила. Как думаешь, а?

– С няней и Богданом?

– Да. А еще с Ариной! Представляешь? Мы неожиданно помирились. Не знаю уж, как дальше пойдет, но пока все отлично. Она ничему не пытается учить, не командует, общается нормально, а с девчонками так возится, воркует над ними, играет, так что я решила рискнуть оставить девочек в такой компании. Ничего?

– Конечно. Рита, иди ко мне.

Аккуратно ложусь на краешек кровати и утыкаюсь носом Марку в щеку. Дышу им. Готова так с ним рядом лежать сутками напролет. Ну вот, опять горячие слезы по щекам потекли. Прошла уже неделя, а я никак не могу отойти.

– Мне сегодня звонили из Америки. Интересовались самочувствием, – Марк усмехнулся. – Спрашивали сроки, когда я смогу вернуться к работе.

– А-а… Америка. Это они еще не скоро тебя получат. Слушай, давай только не самолетом туда полетим, ладно? На корабле хотя бы.

– Мы туда не полетим и не поплывем. Если только ты очень хочешь.

– Правда? Почему?