Огненный перст - Борис Акунин (2013)

– Добрыня, веди людей! Так на так пропадать! – крикнул Ингварь. – Скорее, брат гибнет!

– Пускай его, – ответил боярин вполголоса. – Пожди чуток. Сейчас ударим…

Прищуренными глазами он смотрел на вершину кургана. Ингварь увидел, как через повозку перелезли две юркие фигурки, стали спускаться к лежащему всаднику. Половцы! Прикончить хотят!

– Братцы, вперед! – заголосил Ингварь, оттолкнув Добрыню. – Вперед!

Бежать в тяжелых доспехах было трудно. Сначала Ингваря обогнали дружинники, а потом и ополченцы в серых рубахах. Все орали, хрипели. В воздухе по-змеиному шипели стрелы.

– И-и-и-и-и!!! – С визгом, задев острым локтем, мимо пронесся козлобородый мужик с зажмуренными глазами. Налетел на кочку, кубарем покатился по земле, но визжать не перестал. Споткнулся и Ингварь – о человека, который сидел и пытался вырвать из груди стрелу.

Упал.

Кто-то подхватил ниже подмышки, помог подняться.

Путятич.

– Меня держись. Вперед не лезь! Эх, забродчане, гады! Всё стоят.

Ингварю забродских было не видно – только спины впереди: одни серые, холщовые, другие серебристые, кольчужные.

Бежал уже не по ровному, а вверх по скату. Как в плохом сне – бежишь-бежишь, а всё вроде на месте.

Увидел старого дружинника, Сенца. Тот не орал, умело прикрывался щитом, спокойно поглядывал вокруг. Вот на кого можно положиться!

– Сенец, возьми двоих, бегите к князь-Борису! Вынесите в поле! – крикнул Ингварь.

Кивнув, Сенец отстал.

А передние уже не бежали. Останавливались, толпились, налезали друг на друга.

Оказывается, вершина кургана – вот она, рядом.

На сдвинутых повозках стояли плечом к плечу ужасные чудища: сплошь железные, с железными же харями – бычьей, волчьей, кабаньей. Вместо глаз чернели дырки.

Это были ланганы из ханской охраны. В бою они опускали забрала со звериными личинами.

Те, что влезли на телеги, рубили стоявших внизу кривыми саблями; другие тыкали копьями – не только сверху, но и снизу, из-под колес.

– Посторонись! – гаркнул Добрыня.

Оттолкнув дружинника, рванулся вперед, ударил одного половца рогатиной в грудь. Другого схватил за ноги, дернул. Еще двое, испугавшись, спрыгнули на ту сторону.

– Снимай их копьями, как я! Вали! – кричал боярин. Он был уже наверху.

Полез к нему и Ингварь. Выпрямился.

С телеги было всё видно. Оба забродских отряда – и пеший, и конный – стояли по-прежнему, но весь восточный склон кургана был заполнен свиристельцами. Они карабкались на телеги, а некоторые уже были внутри кольца. Стрелы больше не летали, началась сеча.

Совсем близко, шагах в тридцати, над круглыми половецкими шлемами торчал шест с белыми лошадиными хвостами. Под ним сидел на вороном коне человек в сверкающем, будто рыбья чешуя, доспехе и размахивал руками.

Это и есть Тагыз, понял Ингварь.

Заметил его и хан. Показал, что-то крикнул.

Телега закачалась, на нее поперли звериные личины. Но путь им преграждали свои дружинники. Поднимались и опускались клинки, топоры. Сталь билась о сталь. Пахло кровью, потом, мочой.

– Стой здесь! Пусть тебя всем видно будет! – прорычал Добрыня. У него поперек щеки ниткой тянулись мелкие красные брызги. – А я туда! Надо бунчук сбить! Тогда побегут! Ы-ы-ы!

Он взревел и спрыгнул прямо в кучу-малу.

Все скопище заколыхалось, попятилось к шесту. Звериные личины одна за другой падали.

Ингварь стоял, где велено, только вздел повыше белую ленту, да поворачивался во все стороны. Что было силы махал мечом, кричал:

– Вперед! Вперед!

Серебрёный шлем боярина сверкал на солнце, подбираясь всё ближе к белым конским хвостам. Вот шест покачнулся, начал падать. Выровнялся. Опять дрогнул.

Упал! Упал!

Хана было уже не видно. То ли вышибли из седла, то ли сам спрыгнул.