Ласточкино гнездо - Валерия Вербинина (2019)

Накануне днем питомец Кауфмана непостижимым образом выбрался из клетки, а затем упорхнул из номера.

Вернувшись к себе с очередной пачкой срочных телеграмм, на которые надо было немедленно дать ответ, уполномоченный сразу же заметил, что птицы нет на месте, и заметался. Он заходил к соседям, опрашивал постояльцев, устроил разнос администратору, но все было тщетно. Попугай, которого он обожал, исчез.

Все смешалось в голове бедного Матвея Семеновича.

Он забыл о телеграммах, забыл о делах кинофабрики, забыл обо всем на свете. Схватив кулек с лакомствами, которые он заготовил для своего питомца, Матвей Семенович поспешил наружу. Он обошел набережную и прилегающие улицы, не забывая спрашивать прохожих, видели ли они пестрого попугая.

Но они видели кого угодно, включая зеленых чертей, только не того, кто был нужен Кауфману.

Сбив ноги и запыхавшись, он сообразил, что попугай мог удрать в Никитский ботанический сад, и воспрянул духом.

Сторговавшись с извозчиком, Матвей Семенович полетел к саду.

Как известно всем на свете (а кому неизвестно, пусть тот пеняет на себя), расположенный недалеко от Ялты Никитский сад огромен, великолепен и на диво разнообразен в том, что касается растений.

Однако ни гигантская вавилонская ива, ни магнолии, ни многочисленные пальмы, ни земляничные деревья, ни ливанские кедры не радовали сердце уполномоченного.

Он бегал по дорожкам, громко взывая: «Моя прелесть! Прелесть моя, где же ты?», и решительно все встречные гражданки, барышни и даже особы весьма преклонных лет почему-то оборачивались на него, даже если совсем не подходили под понятие прелести.

– Извините, я ищу моего попугая… Прелесть! Прелесть, отзовись!

Пять раз ему грозили вызовом милиционера, три – обещали пожаловаться мужу и раз двадцать сообщали, что он пристает к честным женщинам.

Наконец Матвей Семенович сдался.

Он и сам теперь не понимал, почему ему взбрело в голову искать попугая именно в Никитском саду.

С таким же успехом тот мог улететь, допустим, в Гурзуф, или на Ай-Петри, или попасться какому-нибудь мерзкому мальчишке из числа тех, которые забавы ради убивают птиц из рогатки.

При одной мысли об этом Матвей Семенович ощутил стеснение в груди.

Он вернулся в гостиницу, чувствуя себя старым, несчастным и никому не нужным. Он нежно любил своего попугая, в сущности, это было единственное существо, с которым он мог позволить себе роскошь поговорить по душам.

Вечером Кауфман пошел в ресторан, съел еду, не чувствуя вкуса, и механически запил вином. Знакомые дамы подходили к столику и пытались разговорить уполномоченного; он отвечал невпопад и явно тяготился их обществом.

Затем явился Федя Лавочкин и, сияя, как фальшивая монета, сообщил, что они всей компанией – с Леонидом Усольцевым, Макаром Косым и его супругой – едут в Ласточкино гнездо, чтобы хорошенько там кутнуть.

– Не до кутежей мне, – мрачно ответил Матвей Семенович, водя пальцем по скатерти. – У меня… у меня попугай пропал.

– Ну пропал, так купи нового, – беспечно ответил Федя, надевая шляпу. – Так ты не едешь? Ну и зря. В Ласточкином гнезде отличный ресторан… а какой оттуда вид!

Он удалился, довольный собой, а Кауфман расплатился и поднялся к себе в номер. В постели он долго крепился, но потом его прорвало, и он залился слезами.

Он едва обратил внимание на разразившуюся грозу, но в полночь его разбудил какой-то шум.

– Дуррак! – протрещал над самым его ухом знакомый голос, и вслед за этим Матвей Семенович услышал хлопанье крыльев.

– Прелесть! – спросонья закричал он, после чего свалился с кровати и проснулся окончательно.

Сидя на полу, он дрожащими руками нащупал выключатель ночника.

Попугай, его лучший, его единственный друг сидел на столе и косил на него круглым глазом.

– Дуррак! – сердито прокричал попугай и вылетел в окно.

– Подожди! – закричал Матвей Семенович. – Не надо! Подожди!