Я выбираю... - Алиса Евстигнеева (2021)

Это уже потом всё пошло кувырком. Я так и не смогла понять, когда всё изменилось. Просто как-то всё навалилось в один момент. Мама родила брата, папа потерял любимую работу, Дашка продолжила свой путь мегеры, а я… я просто выросла. По крайней мере мне так тогда казалось. Денег резко перестало хватать на жизнь. Отцу пришлось устроиться на завод грузчиком, что явно было не его. Привыкший работать мозгами, он изнывал от физических нагрузок, тоски и собственной малозначимости, что не могло не сказаться на его характере. Всё чаще он приходил домой недовольным и злым. Маме пришлось тоже рано выйти на работу, брату тогда и года не исполнилось. Теперь я видела её только по утрам, когда она приходила с очередной ночной смены в магазине, а я убегала в школу. Мама тоже очень быстро поменялась, из весёлой и деятельной женщины, она в один момент превратилась в вечно уставшую и замученную жизнью тётку. Стоит ли говорить, что забота о доме и младших детях пала на мои плечи?

А мне было четырнадцать и мне так хотелось жить.

Уже не помню, из-за чего я тогда сцепилась с папой, скорее всего из-за Дашки. Мы часто из-за неё ругались. У неё в семье было особое положение, у сестры с раннего возраста был обнаружен талант к музыке, в частности к пению. Звезда местного разлива, она блистала на различных конкурсах и смотрах. Поэтому ей спускалось много — и её дрянной характер, и вечное нежелание помогать мне следить за братом или убираться дома. Она же у нас творческая и ранимая. Подразумевалось, что она занята, всегда. Хотя торчать целыми днями перед телевизором или пропадать по полдня неизвестно где, ей это не мешало, это называлось: «Я настраиваюсь» или «Я репетирую».

Даже отрицать не буду, что завидовала. Мне тоже хотелось быть особенной, хотелось чувства лёгкости и уникальности.

Должно быть, я попыталась высказать какую-то претензию или жалобу на несправедливость этого мира, а папа, уповая на свои любимые аргументы, что Лиза старшая, что Лиза же будущая хозяйка, и, вообще, со старшими не спорят, попытался меня утихомирить. А я психанула. Первый раз в жизни. Отчего-то было до ужаса обидно, что я всем чего-то должна. Наспех одевшись, я выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью. И роняя горькие слёзы, неслась по улице, не замечая ничего вокруг.

Я бы долго неслась, если б не визг тормозов и шум колёс, резко выворачивающих по асфальту, а потом негромкий, но до ужаса пугающий меня хлопок. Как можно было не заметить движущийся автомобиль? Ультрамариновую Хонду было видно из далека. Вот только я, поглощённая своими эмоциями, не замечала ничего вокруг. Теперь же, синяя машина стояла перед самым моим носом, демонстрируя разбитую фару — из-за вынужденного торможения ею только что протаранили ограду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Меня к счастью не задело, но в тот момент было реально жалко, что водитель не раскатал меня по дороге. Впрочем, разъярённый парень, выскочивший из машины, собирался в скором времени ликвидировать это упущение.

— Убогая! — орал тогда на меня Артур. — Куда ты нахер прёшь?! Слепая идиотка! Убожество!

Мне бы убежать. Не то чтобы это меня спасло, в восемнадцатилетнем Кирсанове уже тогда было почти два метра роста, и длинные ноги, подстёгиваемые яростью, служили ему хорошим подспорьем. Но я даже этого не попыталась сделать. Стояла как пришибленная, виновато вжав голову в плечи.

Мне кажется, что в тот момент, ему очень хотелось меня придушить, возможно, так оно и случилось, если бы не Макс. Он, не спеша вышел из машины, и в успокаивающем жесте положил ладонь на плечо брата.

— Ара, выдохни, — то ли приказал, то ли попросил Ребров.

Я ещё тогда удивилась, что за странное имя «Ара».

— Ты хоть представляешь, что со мной отец сделает, если узнает, что я машину разбил?! — возмутился водитель, временно переключив свой гнев на своего спутника.