Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален - Борис Конофальский (2021)

— Мои действия были необдуманными, я приношу вам свои извинения, господин полковник.

— Само собой разумеется, что денег, которые я обещал вам за то, что вы пошли со мной, я вам более не должен, то будет вам уроком, но ведь вам грустить не стоит, вы своё уже взяли в Рункеле. А людям своим скажите, что причитающуюся часть добычи они получат в день истечения контракта вашего найма, то есть первого сентября. Вам всё ясно, капитан?

— Мне всё ясно, господин полковник, — нехотя отвечал Кленк.

— После полудня пусть одна из ваших рот сменит роту капитана Хайнквиста в охранении. Но за мосты ваши люди пусть не переходят. Чтобы бюргеров больше не пугать.

— Будет исполнено.

— Ступайте, капитан.

Кленк быстро кивнул ему и быстро ушёл. Его, кажется, трясло от злобы и раздражения. Конечно, кавалер говорил с ним тоном весьма обидным, высокомерным. Но Волков знал, что делал: ничего, позлится да остынет, никуда не денется, а ослушаться его теперь капитан не посмеет.

Дела были сделаны, а всё, что могло делаться без него, тоже делалось: ландскнехты приведены в повиновение, корпоралы от всех солдатских корпораций группами ходили по лагерю, считая палатки, коней, телеги и всё, всё, всё остальное захваченное имущество. Рене на реке казнил кавалеров и офицеров. А он мог себе позволить заняться тем, чем хотел, то есть дальше осматривать и записывать в реестры подаренные ему драгоценности.

Солдат зовут псами войны, псы войны питаются кровью. Маркитантов зовут вшами войны, и они питаются кровью псов. Как дела идут плохо, так маркитантов не сыщешь рядом с войском, они тают, как дым, но как только дела налаживаются, маркитанты и маркитантки, обозные жёны и блудные девки, гадалки и знахарки появляются вокруг лагеря как из-под земли. Своих маркитантов после засады на дороге Волков не видал, их тогда как ветром сдуло, а теперь вот они, делегация пришла, уже просят разрешения на вход в лагерь, ушлая баба-сержантша, старшая среди девок и торговок, уже кланялась ему.

— Кто вас сюда пустил, отвечай, беззубая? — Волков чуть злится, что его отрывают от разглядывания великолепного гобелена с изображением охоты: травли кабана сворой собак.

— Так ваш капитан Роха за нас хлопотал, нас и пустили.

— А, — говорит кавалер с укором, — мерзавки, подкупаете моих офицеров? Дали Рохе на лапу?

— А мы и вам дадим, — шепелявит старшая из маркитанток и, кланяясь, подскакивает к нему и суёт ему в руку золотой.

Волков с удивлением смотрит на монету: отличный золотой папский флорин. Новый, не потёртый совсем, тяжёлый:

— И что же тебе, мерзавка, нужно?

— Всё то, о чём договаривались до похода. Дозволения торговать в лагере вином, съестным и всем прочим.

— Всем прочим? — Волков смеётся. — Как же «всем прочим» вы будете торговать, если у нас тут целый лагерь пленных баб, у которых «всего прочего» можно брать бесплатно?

— Ничего, ничего, — заверила его глава маркитанток, — пока вином поторгуем, а там вы и перевешаете всех их, мне так господин Роха сказал.

— Много он болтает, твой господин Роха, — бурчит Волков. — А больные среди вас не появились? Мне больные в лагере не нужны.

— Нет-нет, господин, все мои бабы крепкие, молодые, хворых нет, нас перед походом ваш монах смотрел.

— Ладно, торгуй, но если увижу какую больную, в язвах или в лихорадке, или узнаю, что поносные среди вас есть, всех выгоню взашей, а тебя повешу.

— Храни меня Бог, — закрестилась баба, — сама всех проверю.

— Проверь, проверь, я ведь не шучу — повешу…

Так в лагере появились маркитантки, а значит, можно было через пару дней ждать рыбу и покрупнее.

Пока он занимался своим богатством, приехала Агнес. Три телеги с верхом всякого добра привезла.

Волков повёл её к столам, девица с вечера ничего не ела, и пока ей собирали еду, она говорила ему: