Раубриттер - Борис Конофальский (2020)

Сразу стало зябко. Кажется, плечо заныло. Он уже пожалел, что не надел стеганку под кольчугу. Солдаты пошли на юго-запад к реке, за холм, старались идти неслышно. Все все понимали. Самый глупый из солдат понимал, что противника намного больше, и лучше бить его будет по кускам, а значит бить внезапно, как только высадится на берег первая партия. Волков, тем временем, позвал Максимилиана и Увальня, стал одеваться. На этот раз стеганку он надел и был ей рад. Стало сразу тепло. Кольчуга, кираса, бувигер, наплечники, наручи, перчатки. Сверху, на роскошный доспех, он надел свой удивительно красивый фальтрок[14] в больших бело-голубых квадратах. В цветах его герба. Жаль, что было темно, жаль, что люди его не видели. Он был великолепен в своей броне и под своим знаменем.

Прибежал солдат от Бертье и сказал:

— Господин, они, кажется, грузятся на лодки.

— Ну, что ж, тогда нам пора, — сказал Волков. — Максимилиан, вы поедете на коне с моим штандартом, но держитесь сзади. Увалень, мы с вами идем пешими. С Богом, господа, молитесь, кто знает молитвы.

Бертье лежал на краю холма и всматривался в реку. Дело это было абсолютно бессмысленное. Может от луны и звезд был какой-то свет, но туман, расползавшийся по реке, все сводил на нет. Серая непроглядная муть текла вместе с течением реки на запад.

— Ну, и что вы тут увидели? — спросил Волков приседая рядом с Бертье.

— Только если призрак своей сумасшедшей мамаши я мог бы тут увидать, — усмехался Гаэтан, — но зато я слышу… Прислушайтесь.

Туман глушил и звуки, но даже через него можно было кое-что расслышать.

— Слышите? — спросил ротмистр.

— Слышу, но что это?

Волков и вправду кое-что слышал, но распознать звуки не мог, хоть был и без шлема и без подшлемника.

— Бухнуло, слышите, вот, — Бертье сделал паузу, — вот бухают, это башмаки солдат о дно лодки, древко алебарды о борт ударилось.

Хлюпает вода, это волны от борта в борт бьются, когда в лодку кто-то садится.

Да, сам бы Волков эти звуки не распознал, а теперь Бертье ему все объяснил, все было похоже.

— Ну, будем строить солдат? Кажется, пора? — спросил ротмистр, поворачиваясь к кавалеру.

— Да, пора, стройте людей, только тихо, скажите сержантам, чтобы ставили их в четыре линии.

— В четыре? Вы уверены, кавалер? — удивлялся Бертье.

— Да, уверен, их будет всего сто — сто двадцать человек.

— Значит, без пик пойдем?

— С алебардами, — отвечал Волков, все пытаясь хоть что-то разглядеть в мутной серости на реке. — Некогда в пики воевать, встанем с пиками, упремся в них, а они в нас, а тем временем с того берега вторую партию солдат привезут. Нет, навалимся в топоры и в алебарды. Чтобы сразу смять, загнать в реку.

— Значит, четыре линии?

— Да. И хорошо бы чтобы Роха хоть четыре залпа успел перед этим дать.

— В такой туман? — в голосе Бертье звучало большое сомнение.

Сомнение ротмистра были вполне обоснованы. Туман явно все портил.

— Может, когда небо посветлеет? — продолжил ротмистр, вставая и направляясь к своим людям.

— Не хотелось бы ждать до рассвета, — самому себе, или Увальню, сказал Волков.

А время шло, с противоположного берега шум все еще доносился.

Но уже не так часто долетали оттуда звуки. А туман стал тем временем выплескиваться из реки на берег. Восток над лесом стал серый. Солдаты стояли, в низине, под холмом, уже построившись.

Стояли тихо, без движений и разговоров. А лодки все не плыли.

Отвратительное чувство, отвратительное. Казалось, вот-вот и начнется то, чего ты так ждешь. А оно все не начинается и не начинается. Господь словно проверят тебя, твою стойкость, выдержку.

Увалень уронил на траву его шлем. Из-за напряжения захотелось наорать на него. Увалень нагнулся, взял уже его, но Волков вырвал шлем у него из рук. Положил на песок перед собой. А Увалень и говорит:

— Плещется, господин.

— Что? — не понял Волков.