Отец наших отцов - Бернард Вербер (2019)

– Все хорошо, благодарю. Только я бы предпочла вести расследование в одиночку. Вчера вечером я снова побывала на месте преступления, где со мной случилась неожиданность. Явился загадочный некто в маске обезьяны и с канистрой бензина, хотел все там испепелить. Странноватое поведение для серийного убийцы, вы не считаете?

– Ты его задержала?

– Хотела, но он вырвался. Очень прыткий! Жаль, иначе он бы все мне выложил, можете не сомневаться!

Любители кислой капусты остались равнодушны к ее сообщению, на их физиономиях читалось сомнение. Флоран Пеллегрини, набивший полный рот, малоразборчиво высказал общее мнение:

– Как ни старайся, Тенардье никогда не позволит тебе опубликовать этот сюжет. Без Каценберга он ни в какую не пройдет, какой бы захватывающей ни была вся эта история.

Фрэнк Готье был с ним согласен.

– Сознайся, ты не добилась толку от этого толстого грубияна. Теперь в этом можно сознаться: тебя разыграли. Надо же было потушить твой энтузиазм по поводу «происхождения человечества». Каценберг отправил тебя куда подальше, это как пить дать! Он такой: ни с кем не желает знаться.

Вилка Лукреции повисла в воздухе, брови сошлись на переносице.

– Кто он, собственно, такой?

– Каценберг? Полный псих, – бросил Готье.

Флоран Пеллегрини любовался своей пивной кружкой, как хрустальным сосудом.

– Скорее он слегка не от мира сего. В свое время я был с ним хорошо знаком. Поверьте, тогда это был один из величайших журналистов Парижа!

Дождавшись, пока официант заменит пустые тарелки полными, Пеллегрини продолжил:

– Я знал его не лысым и не толстым, вовсе не затворником водокачки на краю света. В те времена он служил в полиции, экспертом в медико-юридическом центре. Специализировался на анализе микроулик: волос, подозрительных пятен, всевозможных отпечатков. Мог по одной шерстинке определить пол, возраст, уровень стресса, употреблял ли ее хозяин наркотики. Для него это было игрой, разгадыванием загадок. А потом ему надоело то, как поступали с его экспертизами на суде. Магистраты и судьи редко учитывали его выводы. Вот он и ушел в научную журналистику. Специальные знания помогали ему превращать статьи в полицейские расследования. Это было необычно – репортер, опирающийся на собственные наблюдения, а не цитирующий косноязычных чиновников. В конце концов публика стала узнавать его неповторимый стиль, и он прогремел в прессе. Отсюда его прозвище «Шерлок Холмс от науки».

– На самом деле он просто добросовестно исполнял свои обязанности, – вмешался Кевин Абитболь, вытирая жирный рот грязной белой салфеткой. – Проблема в том, что большинство журналистов стали скептиками, утратили всякое любопытство. От лени они довольствуются повторением того, что им говорят, и по тысяче раз переписывают одни и те же статьи, почти ничего в них не меняя.

Флоран Пеллегрини не обратил внимания на то, что его перебили.

– Исидор Каценберг – вот кто должен был бы возглавлять научную рубрику вместо Готье. Ты согласен, Фрэнк?

Тот нахмурился.

– Может быть, но я не виноват, что у бедняги однажды съехала крыша.

– Как это произошло? – спросила Лукреция Немрод.

– Ехал он себе в метро, как вдруг в его вагоне взорвалась бомба с пилеными гвоздями. Теракт среди бела дня! Его спасла спинка сиденья, но дело было в час пик, куча жертв! Все в дыму, он ползает по разорванным трупам, стараясь помочь раненым. Тут любой сойдет с ума!

Все молча покивали, впрочем, большинство не утратило аппетита и продолжило доблестно атаковать вилками сосиски и рульки. Перекрывая звуки жевания, Пеллегрини продолжил: