Ритм-секция - Марк Бернелл (2020)

– Я был в Египте, когда туда вторглись израильтяне. Позднее меня отправили жить в Париж, к одному из моих дядьев. Он был мудрый человек и понимал, что будущее нам обеспечат лишь сострадание и терпимость. Он также понимал: для того чтобы что-то получать, надо давать что-то взамен. В Париже дядя снискал себе репутацию доброго и отзывчивого человека, помогая оставшимся без средств к существованию палестинцам найти крышу над головой и работу. Он основал небольшой фонд, который оплачивал им покупку одежды и продуктов питания. Он помогал устраивать их детей в школы. Свое богатство он тратил на то, чтобы помогать другим. Он учил меня воспринимать израильтян без ненависти даже после того, что они сделали с нами, а попытаться понять, почему они это делали. Он проповедовал прощение и сам умел прощать. Но в девяносто первом году они убили и его.

– Израильтяне? – спросила Петра.

Реза Мохаммед кивнул.

– Но почему? – Она недоуменно нахмурила брови.

– «Моссад» действовал на основе разведданных, полученных от ЦРУ. Они полагали, что мой дядя использует свой фонд лишь в качестве прикрытия для помощи террористам по всей Европе. Но они ошибались. Не в первый раз полученная от ЦРУ информация была фальшивой.

Между ними как будто протянулась некая нить. Незримая, неозвученная – и тем не менее явственная. Один миг, и все изменилось. Реза Мохаммед опустил руку с зажатым в ней пистолетом.

– Сначала мои родители, мои бабушка и дед. Затем мой дядя. И, наконец, моя жена. Я и рад бы простить израильтян, но, увы, они сотворили слишком много зла.

Дуло ее «Беретты» все еще было нацелено в него.

– И ты считаешь, что захват самолета положит ему конец?

– Израиль потому ведет себя безнаказанно, что за его спиной стоят США. Израильтянам нет необходимости делать какие-то усилия, потому что они всегда могут рассчитывать на поддержку со стороны Америки.

– Поэтому вы наказываете Америку, чтобы надавить на Израиль?

Реза Мохаммед кивнул:

– Американцы не имеют права вмешиваться в то, что происходит в нашей части мира. Они должны понять, что им следует прекратить это делать. Они не понимают нас и потому должны оставить нас в покое. У меня нет ненависти к израильтянам. Нет ненависти к американцам. Я просто ненавижу тех, кто постоянно пытается уничтожить меня.

– А как насчет невинных людей? Неужели их можно убивать, чтобы донести до Америки свою точку зрения?

Реза Мохаммед открыл рот, но не издал ни звука. Автоматический ответ застрял у него в горле. Петра была слишком хорошо знакома с такими избитыми фразами, как «приемлемые жертвы» и «цель оправдывает средства». Эти фразы любили в Маджента-Хаус, но сейчас ни она, ни Реза Мохаммед не нуждались в их дешевой фальши. Его молчание было красноречивее любых слов. Невозможно защищать то, что не поддается защите. Петра видела перед собой человека, чьи убеждения и обиды были вполне искренни и законны, но который в глубине души знал всю горечь правды.

– Потому что лично я не понимаю, как этим можно хоть что-то исправить, – сказала Петра.

– Я ничего не пытаюсь исправить. Я лишь пытаюсь заставить их остановиться.

Реза на минуту задумался. Затем вопросительно посмотрел на нее:

– Кто ты?

– А ты? – в свою очередь спросила она.

Выражение его лица вновь изменилось. Вместо того чтобы смотреть на нее, теперь его взгляд был устремлен куда-то в пустоту за пределами самолета. В другое время. В другой мир.

– Мое имя Мустафа Села. Я палестинец. Мою страну у меня украли, мою семью разлучили. В глазах Запада мой народ – это грязные псы. – Его взгляд вновь обрел фокус. – Ты спрашивала, что довело меня до этого момента. Это не религия и не политика. Подумай о том, что я тебе рассказал, и скажи мне, что на моем месте ты не была бы такой, как я.

Я уже такая, как ты. Судьба отняла у нас обоих наших близких, подумала Петра, но вслух ничего не сказала. Реза Мохаммед медленно кивнул: