Дама в черном - Гастон Леру (1993)

Босой и без шапки, светловолосый и темноглазый, он был облачен в лохмотьях какого-то пиджака, доходившего ему до пяток. Через плечо на веревке свисала холщовая сумка. Полагаю, что мальчику было не более девяти лет. Гордо подбоченясь левой рукой, он держал в правой палку раза в три длиннее его самого, которая оканчивалась наверху пробковым кружком. Ребенок был неподвижен и сосредоточен. Я поинтересовался, чем он здесь занимается, и узнал, что имею дело с ловцом апельсинов. Он был необычайно горд своей экзотической профессией и даже не воспользовался случаем попросить у меня несколько су, по обыкновению маленьких портовых оборванцев. Я вновь обратился к нему с каким-то замечанием, но ответа не получил, так как мой собеседник принялся внимательно разглядывать воду. Мы находились между стройным парусником, прибывшим из Кастелламаре, и трехмачтовым галеотом из Генуи. Чуть дальше расположились два одномачтовых барка, прибывшие этим утром с Балеарских островов. Казалось, что внутренности кораблей просто лопаются от переизбытка этих экзотических плодов. Апельсины покачивались на воде у бортов, и легкий прибой сносил их в нашу сторону.

Мой ловец спрыгнул в один из челноков, перебрался на нос и затаился, вооружась своей длинной палкой с кружком. Затем он принялся выуживать апельсины. Первый, второй, третий, четвертый. Один за другим они исчезали в его сумке. Выловив пятый, он вскарабкался обратно на набережную, очистил этот солнечный плод и, погрузив свою мордашку в сочную мякоть, принялся с жадностью ее поедать.

— Приятного аппетита, — сказал я.

— Сударь, — он поднял ко мне свою измазанную золотистым соком рожицу, — я обожаю фрукты.

— Это прекрасно, — ответил я, — ну, а когда нет апельсинов, что ты поделываешь?

— Я работаю угольщиком.

Маленькая ручонка погрузилась в сумку и извлекла оттуда огромный кусок угля. Апельсиновый сок стекал по лохмотьям его пиджака, который, похоже, имел даже карман. Малыш достал из этого кармана неописуемый носовой платок и тщательно вытер свои лохмотья. Затем он с гордостью спрятал носовой платок обратно в карман.

— Чем занимается твой отец? — спросил я.

— Он бедняк.

— Но что-то же он все-таки делает?

Ловец апельсинов пожал плечами:

— Он ничего не делает, потому что он беден.

Похоже, что мои расспросы по поводу его генеалогии большого удовольствия мальчугану не доставили.

Он двинулся вдоль набережной, я последовал за ним. Таким образом мы оказались возле небольшой охраняемой стоянки прогулочных яхт, крохотных суденышек из начищенного красного дерева и маленьких безупречных парусников. Мой спутник разглядывал их с видом знатока, получая, по всей видимости, от этой инспекции большое удовольствие. В этот момент к стенке подошла изящная лодка, гордо неся свой единственный косой парус, сверкающий под лучами солнца.

— Неплохое полотнище, — снисходительно заметил малыш.

Затем он влез в лужу, и несравненный пиджак, который решительно занимал его больше всех остальных вещей на свете, оказался забрызганным. Какая обида! Он едва не разрыдался. На свет божий вновь появился уже известный платок, и после продолжительного оттирания мальчуган обратил ко мне умоляющий взгляд.

— Сударь, — поинтересовался он, — не испачкался ли я сзади?

Я поклялся ему, что все в порядке.

В нескольких шагах от нас на тротуаре, опоясывавшем старые желтые, красные и голубые дома, в распахнутых окнах которых сушилось после стирки разноцветное белье, расположились торговцы устрицами. На маленьких столиках лежали раковины, заржавевший нож, стояла бутылка с уксусом. Устрицы были настолько свежи и соблазнительны, что я не удержался и заметил моему ловцу апельсинов:

— Если бы все твои пристрастия не были отданы исключительно фруктам, я бы рискнул предложить тебе дюжину устриц.