Ведьма - Анна Никода (2020)

Ника — не моя подруга. Мы даже не хорошие знакомые. Если подходить с четкими рамками, то Ника — мой враг. Самый лучший, самый гордый и самый любимый враг на свете. Ника — моя сестра. Человек. И ведьма. Не знаю, была ли моя маменька оборотнем, она умерла давно и не успела об этом поведать, но папа был человеком и как на всякого красивого, успешного и неглупого мужчину после смерти моей матери на него началась настоящая охота. Победила в ней моя мачеха, чтоб ей икалось на том свете. Не в последнюю очередь из-за нее я в свое время сбежала из дома, за что и была с радостью отселена к бабке. Мне тогда было двенадцать, Нике — пять. Если бы не она, я сбежала бы еще раньше. Мачеха оказалась ведьмой, причем не особенно это и скрывала, но опутанный паутиной приворота отец ничего не видел и не слышал. Конечно, она сразу почуяла во мне то, о чем я узнала только в семнадцать. Можете себе представить жизнь оборотня под одной крышей с ведьмой? Мы ругались как кошка с собакой, однажды даже подрались. Я одним своим присутствием могла разрушить все ее чары и ее это бесило. Когда родилась Ника, забота о младенце легла на мои детские плечи — стоило больших трудов уберечь ее от мачехи. Не знаю, может и существуют в мире добрые ведьмы, но нам досталась та, что уже распродала свою душу по кусочкам. В ней не было жалости или сострадания, не было прощения. Я до сих пор с содроганием вспоминаю ее. К сожалению или к счастью маленькой Нике достались способности маменьки — я постаралась, чтобы мачеха узнала об этом как можно позже, пряча по углам внезапно подпаленные пеленки или зазеленевшую плесенью ложку супа, которую пытались запихнуть в рот орущему младенцу. В двенадцать я переехала к бабке и Ника осталась наедине с Чокнутой Лолой. Отца уже тогда в расчет никто не брал. И хотя на летние каникулы она приезжала ко мне, я видела, как меняется сестра. Не в лучшую сторону, я бы сказала.

А потом случилось невероятное — никогда не ступавшая и шагу без машины, мачеха решила прогуляться по парку. Темному, ночному парку, в который не отваживались заходить патрули милиции. Ее тело нашли через три дня, кто-то воткнул нож прямиком в поясницу, обездвижив женщину, а затем довершил дело, вырезав сердце.

Мне тогда было пятнадцать. Нике — восемь. Уже тогда между нами пролегала пропасть. Она винила меня в том, что я ее бросила, я подозревала, что без участия этой маленькой, но жестокой девочки тут не обошлось. Единственное, что объединяло нас — ненависть к Чокнутой Лоле, а потому ни одна из нас не высказала обвинения вслух. Ника осталась с очнувшимся от восьмилетнего сна отцом, а я через два года сбежала от бабки. До сих пор единственное общение между нами составляли редкие смс, но уже больше года и их не было — наверное, к обоюдному удовольствию.

Так и не дозвонившись до Ники, я поняла, что высунуть нос из деревни все же придется и, чувствуя, как все во мне противится этому, отправилась к участковому — Гришкин уазик, как оказалось, был сломан и уже вторые сутки стоял в гараже полуразобранный.

Участковый корпел над отчетом. В разгромленной комнате было странно пусто — покачивалась на потолке лампочка без плафона (кто и в какой момент его своротил, так и осталось тайной), торчали в разные стороны погнутые прутья решетки, свистело ветром заколоченное окно, под ним угнездился разбитый компьютер и сидел за придвинутым к стене столом одинокий мужчина. Судя по тому, как он разместился — спиной к стене, чтобы видеть все входы и выходы — ему еще не скоро перестанут сниться кошмары. Хотя мне на секунду показалось, будто ничего и не было — настолько картина была рутинной. Оборотни, ведьмы, вурдалаки, а он сидит и корпит над отчетом…