Ты мой закат, ты мой рассвет - Айя Субботина (2020)

Я не могу стоять на месте, но и ходить из конца в конец противно до тошноты - и начинает, как в детстве, когда дорывался до качелей и долго не мог с них слезть, гудеть голова.

В тупорылых фильмах все самое херовое всегда случается ночью. Герои так же топчутся в больничных коридорах, но вокруг них как будто нет жизни. Ничего не напоминает о том, что пока у тебя за вот этой дверью на кону все будущее - там, за окнами, ходят люди, все заботы которых сводятся к тому, что бы сожрать в обеденный перерыв и как бы не пропустить футбольный матч.

Я заочно ненавижу их всех.

Просто потому что существуют.

Просто потому, что тошнит от собственной беспомощности.

«Защити нас, умоляю...» - слабый голос в голове и абсолютно белые - белее стен больничной палаты - щеки.

Сжимаю в кулак ладонь, которой держал за руку моего Очкарика.

Как дурак вспоминаю видео в телефоне, которое зачем-то прикрывал ладонью.

Какой смысл в том, чтобы владеть целой кучей всякой бесполезной бездушной херни, если не можешь спасти то единственное, что спасти обязан?

Если с ребенком что-то случится...

Я прижимаюсь лбом к холодной стене.

Прячу руки в карманы джинсов.

Это просто не должно случиться.

Потому что я понятия не имею, как пережить все это.

Мы с Очкариком как кегли: поднимаемся и снова падаем, и снова поднимаемся, чтобы грохнуться.

Слышишь ты там, наверху, шутник, тебе, блядь, не надоело над нами издеваться?! Я сбрасываю несколько звонков, даже не глядя, кто там. Выключаю мир наглухо.

Если бы месяц назад меня спросили, хочу ли я детей, я бы сказал, что не в ближайшее время точно, держа в уме, что в принципе не прочь остаться бездетным и просто жить в свое удовольствие, не сидя на поводке садиков, школ, ночного плача и прочих прелестей «родительства».

Когда возник вопрос о возможной беременности Очкарика - тупо разозлился, сорвал по живому пластырь с незажившей старой раны.

Потом тупо стало даже... хорошо.

А сейчас хочется только одного - чтобы с моей женой и нашим ребенком все было хорошо.

Все остальное - обычная материальная херня, на которую можно заработать.

Когда дверь палаты открывается, я тупо трушу сделать хоть шаг навстречу доктору. Первый раз в жизни ссыкливо сделать шаг и услышать, что все пошло по...

— Все хорошо, Антон. - У этого мужика в белом халате вымученная улыбка. -Придется беречься, но ребенок в порядке, ваша жена тоже. Но будьте готовы к тому, что, возможно, большую часть беременности она проведет под присмотром врачей. Здесь.

Я выдыхаю и скупо, по-мужски, с благодарностью пожимаю ему плечо. Даже «спасибо» сказать не получается - так сдавило глотку. Можно выдохнуть.

Но выдохнуть особо не получается, потому что у меня уже буквально разрывается телефон. Сначала хочу на хрен его вырубить - завтра первый рабочий день после праздников, и, скорее всего, меня уже начинают ковырять по работе и всем тем делам, которые придется раскручивать и выводить на чистую воду на благо государства и налогоплательщиков.

Но на экране одно слово - Теща.

Я знаю, что у них с Очкариком до сих пор какая-то особенная связь и даже если все хорошо и прогноз не обещает никаких метеоритов в сторону нашей планеты, они все равно регулярно созваниваются - дважды в день и иногда чаще. И им всегда есть, о чем поговорить. Видимо сегодня, когда Очкарик не ответила, теща забила тревогу. И я - первый в списке, кому она звонит всегда, когда думает, что что-то случилось.

Я беру трубку и почти сразу немного отодвигаю его от уха, потому что у моей тещи, когда она волнуется, мягко говоря, не самый приятный голос.

— У Йени... - Я даже не очень понимаю, что произошло с моей женой, потому что не силен в терминах. - У нее что-то с плацентой. Была угроза выкидыша. Сейчас она в больнице. Все хорошо, но...