Снайперы - Владимир Никифоров (2016)

Оперуполномоченный молчит. Конечно, можно закрутить, запутать, сбить с толку, надавить, но это все там, на своей территории. Здесь судно, он среди речников. Не любил оперуполномоченный речников, но немножко завидовал им и даже втайне побаивался. Под боком был большой затон, несколько тысяч башковитых (попробуй без башки водить караваны на север!) мужиков, которые не подсиживали друг друга, не кляузничали и не писали доносов; план по их поселку, как ни старался оперуполномоченный, никак не выполнялся, приходилось покрывать леспромхозовским, райпищеторговским да колхозным контингентом. И еще мечтал оперуполномоченный выйти на пенсию и переселиться в речной поселок, где и водопровод есть, и дома с центральным отоплением. Так что заводить врагов ему там совсем не хотелось.

В дверь постучали, но не вошли. Оперуполномоченный встал и вышел из каюты. Вернулся он не скоро, что-то пряча в кармане кителя.

– Так о чем вы говорили с гражданином Покровским?

– Я… Я не знаю Покровского…

– Андрей Николаевич Покровский – это ваш друг, с которым вы отделились от общей массы рыбацкого коллектива, вели антисоветские разговоры, что зафиксировано бдительными гражданами.

– И кто же эти граждане?

– Здесь вопросы задаю я. Так о чем вели разговоры?

Дима вдруг явственно вспоминает чью-то смутную фигуру, возникшую у щитов во время их полночного разговора.

– О жизни, да мало ли о чем.

– Говорите, говорите. Ведь вы, наверное, будете утверждать, что в ваших разговорах не было ничего предосудительного. Так?

– Так!

– Так расскажите! Чтобы не было недоразумений между нами! Докажите, что это вовсе не антисоветские, как полагают некоторые, разговоры!

– Понимаете, нам было очень интересно разговаривать. Мы не на все вещи смотрим одинаково.

– Какую же позицию занимали лично вы, Дмитрий Юрьевич?

– Моя позиция – это позиция честного советского человека! Я полностью поддерживаю нашу политику – внутреннюю и внешнюю.

– Хорошо, хорошо! – оживился уполномоченный. – Продолжайте!

– Все, – сказал Дима.

– А Покровский, стало быть, возражал и высказывал противоположную точку зрения, то есть антисоветскую?

– Понимаете, это был не политический спор, а…

Дима замолчал, подыскивая нужное слово.

– Научный, – подсказывает уполномоченный.

– Даже не научный, а скорее – мировоззренческий.

– Так и запишем, – обрадовался уполномоченный, – у вас разные мировоззрения: у одного – правильное советское, у другого – враждебное антисоветское…

– Да вы не поняли! Покровский тоже за советскую власть, только…

– Так, так! – поощряет уполномоченный.

– Он знает много такого, чего я не знаю! Он говорит о вещах, которых я не видел, – во всяком случае, в таком свете. Мне кажется, что таким должен быть настоящий советский человек: мыслящий не прописными истинами, а пытающийся самостоятельно докопаться до правды, а если понадобится, защищать ее в борьбе с врагами! В разговорах с Андреем я увидел себя маменькиным сынком, который еще не знает настоящей жизни.

– Так-то оно так, но как вы, советский человек, отслуживший в Советской армии, ведете откровенные разговоры с лицом, занимающим антигосударственную позицию, ведущим провокационную деятельность!

– Неправда! Андрей – не провокатор!

– Как же не провокатор? Его цель – растлить вашу молодую душу, посеять в ней сомнения в самом святом, в самом главном – в линии партии, в нашем движении к коммунизму!

– И про это вы знаете?

– Мы знаем все, – многозначительно говорит оперуполномоченный и вдруг, по наитию, добавляет: – Нам об этом сам Покровский рассказал.

– Андрей? Сам? Когда?

– Вы же понимаете, что мы занимаемся не только вами. Да, он признался во всем, испугавшись, что иначе кара ему будет очень жестокой.

– Покажите мне его заявление!