Дом голосов - Донато Карризи (2021)

— Ты там?

— Ты там?

— Знаю, ты там…

— Знаю, ты там…

Я знаю: там кто-то есть. Эхо отвечает вроде бы моим голосом… но это не мой голос — я почти уверена. Мурашки бегут по спине.

Нужно вернуться к велосипеду. Нужно ехать домой.

Я думаю об этом весь вечер. Сижу за столом, ем овощи, а сама рисую пальцем среди хлебных крошек круговую стрелку, такую же, как на последнем дереве. Мама с папой ничего не замечают. Мою посуду после ужина, а сама не перестаю ломать голову, что означает эта стрелка. Ложусь в постель, но не могу заснуть.

На следующий день возвращаюсь на ту полянку. Руки у меня влажные от волнения. Но я должна пойти до конца, иначе не успокоюсь. Только на одно может указывать этот последний знак. Только это одно и пришло мне на ум. Знаю, это немного глупо, но больше мне ничего не придумать. Я набираю в грудь побольше воздуха и широко раскидываю руки. Потом начинаю кружиться. Сначала медленно, потом все быстрей, быстрей. Кружусь и кружусь, глядя по сторонам. Деревья крутятся вокруг меня, будто карусель на полном ходу. Все пуще и пуще. Еще пуще. Я изо всех сил пытаюсь сохранять равновесие. Поднимается легкий ветерок, развевает мне волосы. Теперь деревья крутятся вместе со мной.

И вот среди стволов показывается лицо.

Я пытаюсь остановиться, но спотыкаюсь и падаю на спину. Звонкий девчоночий смех. У меня сильно бьется сердце, я задыхаюсь от усталости и от волнения. Солнце слепит глаза, но все-таки я различаю, как ко мне приближается какая-то тень. Я быстро вскакиваю на ноги, хотя голова все еще кружится. Наконец я ее вижу.

— Привет, — говорит она.

— Привет, — говорю я.

На ней платьице в желтых пчелках и белые сандалии. Длинные светлые волосы куда лучше причесаны, чем мои, и кожа белая-белая. А я загорела под летним солнышком. Я всегда спрашивала себя, как выглядят другие дети. Теперь я это знаю: они вроде бы не слишком отличаются от меня.

Я понятия не имею, как вести себя в подобных случаях.

— Как тебя зовут? — спрашивает она.

Правило номер три: никогда не называть чужим своего имени.

— Я не могу тебе это сказать…

— Почему?

— Не могу, и все. — Я уже нарушила четвертое правило, хватит с меня неприятностей.

— Ладно, никаких имен.

— И никаких вопросов, — торопливо прибавляю я: в таком случае мне кажется, я не слишком нарушу наш уговор с мамой и папой.

— Никаких имен, никаких вопросов! — соглашается она и подает мне руку. — Хочешь увидеть волшебство?

Я колеблюсь, не знаю, доверять ли ей. Но испытываю нечто такое, чего раньше никогда не испытывала. Страх перед последствиями не так силен, как стремление преступить пределы. Я крепко сжимаю ее руку, иду вместе с ней. Я никогда никого не касалась, только мамы и папы. Странное, новое осязательное ощущение. Для другой девочки это, должно быть, нормально, думаю я непонятно почему, ведь, по сути, я ничего о ней не знаю. А я, просто прикоснувшись к ней, уже чувствую, что изменилась.

Мы внезапно останавливаемся, она поворачивается ко мне и велит:

— Закрой глаза.

Раз я уже дошла до такого, значит могу пойти и дальше, говорю я себе. И подчиняюсь.

— Вот, можешь открыть.

Я так и делаю. Передо мной белый простор. Похоже на снег, но это маленькие маргаритки. Тысячи, миллионы цветов. Я сразу понимаю, что попала в особое, драгоценное место, где, кроме нас, никто никогда не бывал. И раз моя новая знакомая захотела поделиться со мной секретом, значит и я — особая, драгоценная. Мне не хочется произносить это вслух, но слово так и вертится в голове. Я стесняюсь, жду, пока она произнесет это слово.

— Мы подруги? — спрашивает она.

— Думаю, да, — отвечаю я и улыбаюсь.

Она улыбается тоже.

— Тогда давай увидимся завтра…