Дом голосов - Донато Карризи (2021)

Мари, испускающую истошные крики, кладут на каталку, везут по пустым коридорам, опускают в подвал павильона Q.

В ту ночь дежурная акушерка — та самая таинственная женщина из кафе-мороженого. Приготовившись извлечь новорожденного из лона девочки, она покидает отсек для медицинских работников, чтобы позвонить по телефону.

— Приезжай, пора…

Мари рожает без какой бы то ни было фармакологической помощи, в полной мере испытывая боль, какая сопутствует появлению на свет нового человека. Она не знает, что эти роды для нее — единственный шанс стать матерью, поскольку из-за ее крайней молодости возникли осложнения и других детей у нее не будет. А если бы и знала, не придала бы этому значения. Единственное, что ей нужно сейчас, это обнять ее малыша, ее Адо.

Но когда страдания наконец заканчиваются и Мари, слыша плач своего милого младенчика, протягивает руки, чтобы взять его и прижать к себе, она вдруг видит, как акушерка уходит вместе с малышом, прежде чем роженица успела взглянуть на его лицо.

Девушка в отчаянии, но никого это не заботит, никто не хочет утешить ее. Но вот перед ней знакомое, улыбающееся лицо.

Это синьор Балу, милейший человек, который с недавних пор навещает ее и Томмазо под красными крышами. Он — улеститель детей. Он — друг, он ей поможет. В самом деле, он приносит назад Адо, завернутого в голубое одеяльце. Но, бросив на него взгляд, Мари понимает, что это пупсик. Синьор Балу пытается вложить куклу ей в руки.

— Вот, Мари, это твой ребенок, — говорит он.

Мари в ярости отпихивает его:

— Нет, это не мой Адо!

Тогда где-то тут, в палате, кто-то ставит пластинку. Песенка Маугли и медведя. Синьор Балу кладет руку на лоб девочки.

— Спокойно, — увещевает он. — Мы ведь много говорили об этом с тобой и Томмазо, помнишь?

Мари помнит только, как они оба погружались в сладостную полудрему, направляемые голосом синьора Балу.

— Наступил момент, к которому мы так долго готовились, — объявил улеститель детей.

Потом ласковым голосом, тщательно выбирая слова, он начинает убеждать Мари, что пупсик, которого она держит в руках, — настоящий ребенок.

Сознание Мари понемногу затуманивается, растворяется в глубокой, сплошной иллюзии. Синьор Балу убеждает ее, что скоро они с Томмазо смогут вместе пестовать их сыночка.

Околдовав девочку чарами, гипнотизер покидает родильный покой и находит в коридоре акушерку, которая уже ждет его там с маленьким свертком.

— Никогда не говори ему, что он не твой сын, — советует женщина.

— Не знаю, как бы я смог ему объяснить, что он происходит отсюда, — успокаивает ее психолог. — Но если когда-нибудь он станет тебя искать…

— Пусть тебя не мучает совесть, — перебивает она. — Мы поступаем правильно: мы его спасаем, не забывай об этом. Какое будущее ждет его здесь? Он закончит, как Мари и Томмазо.

Синьор Балу кивает, хотя и взволнованный тем, что ждет его впереди.

— Твоя подруга, судья, подготовила документы?

— Да, — заверяет он. — Мальчик будет Джербером по всем статьям.

Акушерка улыбается, чтобы снять напряжение.

— Кстати, как вы его назовете?

— Пьетро, — отвечает психолог. — Мы назовем его Пьетро.

Потом я и мой отец вместе поднимаемся из преисподней под красными крышами. Направляемся к новому дому, поддельной семье и будущему, которое предстоит выдумать.

41

В этот самый момент, через много-много лет, пока он сидел в машине посреди пустынных полей, воспоминание, которое отец вложил ему в подсознание в его девятый день рождения, окончательно закрепилось в сознательной памяти Пьетро Джербера. Так, будто он всегда это знал.